– Да. Но само преступление? Не станете же вы утверждать, что это она укокошила Сетлея, а потом разрубила на куски?
– По-моему, убить его она могла. Женщина крупная, сильная, тяжелая и решительная! – с чувством произнес инспектор. – Она могла бы прокрасться следом за двумя кузенами в лес и, увидев, как Редси уложил Сетлея, напасть и добить его, ударив в горло своим фруктовым ножиком…
– Фруктовым ножиком?
– Именно. Миссис Брайс Харрингей, видите ли, из вегетарианцев, а эта публика не расстается с ножами для чистки фруктов. Во всяком случае, так принято у их основоположников. А эта вся в золотых цепях и кольцах, почему бы ей не подвесить на себя еще и ножик? Такие ножи делают из серебра или из нержавеющей стали, это чудесные вещицы, очень острые! Никому в голову не придет увидеть в такой игрушке оружие! После убийства ее можно почистить и продолжить носить на себе. Маленькая штучка, не внушающая ни малейшего подозрения.
– Любопытно. Мы так и не установили, как именно было совершено убийство. Известно одно: в лавку мясника бедняга попал уже мертвым, слишком мало крови там пролилось. Умелый удар в горло – то, что требовалось убийце.
– Конечно! – подхватил инспектор. – К тому же у нее нет алиби на отрезок времени между семью сорока пятью и десятью часами вечера.
– То есть?
– Я уже перерыл весь дом и между делом кое-что выяснил. Оказалось, в тот вечер она не ходила в церковь. Примерно без четверти восемь вроде бы удалилась к себе в спальню то ли из-за приступа головной боли, то ли еще из-за чего-то. С того момента никто не видел миссис Брайс Харрингей до тех пор, пока двое парней не приволокли мертвецки пьяного Редси из «Головы королевы». Как вам это нравится?
– Думаете, она знала, что завещание уже переписано?
– Да.
– И, прикончив Сетлея, могла бы сделать наследником всего своего сына?
– Именно!
– В этом что-то есть, но, увы, немного.
– Не меньше, чем в вашем предположении, что преступление – дело рук Редси, – грубовато сказал инспектор, усмехаясь. – Проблема в том, мистер Бидуэлл, что оба они не осмелились бы разрубить труп на куски. Мы постоянно упираемся в одно и то же. Люди, обладавшие достаточными мотивами для убийства, ни за что не стали бы заметать следы, препятствуя опознанию трупа таким ужасным способом. А у вполне кровожадных субъектов, которым впору развешивать по мясницким крюкам куски человеческого тела, не было мотива даже для того, чтобы пнуть пса, не говоря о том, чтобы замахнуться на убийство.
II
– Возникает также вопрос о Сейвиле, – сказала после паузы миссис Брэдли. – Он очень тревожный, этот вопрос! Видите ли, сам Камень служил для него непреодолимым соблазном.
– Это как? – удивился Обри.
– Сейвил – любопытнейший персонаж. Я сделала о нем уйму заметок. Непременно вставлю их в свою следующую работу для «Шестипенсовой библиотеки». Она будет называться «Психоанализ для многих». Советую порекомендовать ее своей матушке с моими наилучшими пожеланиями! Нет, Сейвил – истинная жемчужина! Как хорошо, что я на него наткнулась! Да и на викария – тоже. Чудесно! Оба вызывают восторг.
– Но ведь у Сейвила не было причин ненавидеть Сетлея, – напомнил Обри.
– Разве? Пойди спроси об этом Лулу Герст. – Миссис Брэдли поджала губы и покачала своей маленькой головкой.
– Вот как? Надо же! Понимаю… – Обри ничего не понял, но когда тебе еще не исполнилось шестнадцати, ты не спешишь сознаваться в неведении по какому-либо поводу, менее всего – по такому.
– Сейвил – аккуратист, – продолжила миссис Брэдли, словно разговаривая сама с собой. – Иногда я думаю, что Камня для него оказалось многовато. И все же он не совершил бы подобной дерзости. Сейвил последователен, болезненно привержен чистоте – только завзятый чистюля способен оставить в мясной лавке такой порядок! Еще у него есть одно забавное психическое отклонение – не знаю, заметил ли ты это, внучек. И все же не думаю, что у него хватило бы духу совершить убийство.
– Я заметил, что он – мерзкая свинья. Ну и что с того?
– Меня поразило то, чему я стала свидетельницей, однажды заглянув к ним в дом: я застала его в процессе погребения умершей птички – канарейки, при жизни принадлежавшей Лулу Герст.
– Ясно. – В жаркий полдень Обри клонило ко сну.
– Представляешь? При этом он нацепил пасторский воротник.
– Пасторский воротник? Да он рехнулся, совсем как наш викарий! Не многовато ли двоих таких на один приход? – И он захохотал собственной шутке.
– Нет, не рехнулся. Воротник – часть ритуала. Ты наверняка обратил внимание на костюм Робин Гуда, в котором он чуть не застрелил меня в лесу?
– Костюм Робин Гуда? А как же! Но он объяснил, что репетирует пьесу.
– Хороша репетиция! – Миссис Брэдли махнула костлявой рукой. – Он разоделся для роли, которую разыгрывал в своем воображении. Поэтому я думаю, что мясник – он. Для него мертвое тело, мертвая плоть означает мясо. Мясо рубят на куски. Вот он и приступает к рубке.
– Но для подобной работы требуется навык. – Сон с Обри сняло как рукой. – Нельзя просто схватить мясницкий топор и начать им орудовать. Здесь надо действовать по науке. Я часто наблюдал за мясниками. Поверьте, это не так просто, нужна длительная практика.
– Разумеется. Но в мастерской Сейвила висела схема, при помощи которой он исправлял свои рисунки, красные точки и крестики с множеством подписей. Все вместе обозначало человеческое тело, скелет был нарисован черными линиями, более тонкими линиями было указано расположение мышц на костях. Поразительная картинка! А главное, Райту не понравилось, что я ее разглядываю. Это тоже любопытно.
– C виду Сейвил – просто мелкий итальяшка, – возразил Обри. – А мясники обычно здоровяки.
– Сейвил тоже здоровяк. – И миссис Брэдли живо описала впечатляющую мускулатуру Сейвила.
– Никогда бы не подумал! Хорошо, он силач. И что дальше?
– Камень. Даже если не отвлекаться на мотив с точки зрения мести и выгоды, мы должны учитывать, что вокруг Камня витают самые причудливые легенды. Из самого его названия следует, что он некогда служил алтарем для жертвоприношений. Не могло ли стремление принести на нем в жертву человеческую плоть послужить для такого, как Сейвил, сильным мотивом? Заманчивая версия, хотя, может, и фантастическая…
– Если вы правы, то Сейвил мог рыскать той ночью по лесу и стянуть чемодан, когда я отлучился в дом, – произнес Обри.
– Именно так. Это подтверждает мою теорию о его чувстве вины. С него сталось бы похоронить рыбу, снабдив могилку запиской: «Подарок из Гримсби!» – Она закудахтала от удовольствия. – Как я погляжу, к нам опять пожаловал инспектор… Интересно, они пытались установить, откуда взялась эта бумажка? – пробормотала она, уставившись на длинную дорожку в саду.
