– Ужас! – вырвалось у Джима, широко раскрывшего глаза. – Какая омерзительная сцена! Но откуда вы знаете?
– Это не знание, а умозаключение. Хотя на Камне оставались кусочки кости, я разглядела их в тот день в увеличительное стекло.
– Полиция их не заметила.
– Где ей! Она и не искала. А я искала. В этом вся разница, – объяснила миссис Брэдли, больше чем когда-либо похожая сейчас на смертельно опасную рептилию, по-змеиному улыбающуюся инспектору.
– Кто же он, этот маньяк? – спросил Джим. Рядом с ним молча застыл инспектор, ждавший ее ответа.
В комнату влетел, втолкнув туда застрявшую у окна миссис Брэдли, Обри Харрингей.
– Тот, кто надевает пасторский воротник, собираясь похоронить издохшую птичку, – ответила на вопрос Джима страшная старуха. – Тот, кто облачается в зеленое сукно, когда идет тренироваться в стрельбе из лука (до сих пор не знаю, кстати, предназначалась ли та стрела мне или это была случайность).
– Если нет, – подхватил Обри, торопясь продемонстрировать осведомленность, – то зачем ему было врать про место, откуда он выпустил стрелу?
– Он соврал? – спросила миссис Брэдли.
– А как же! Сказал, что выстрелил из леса на противоположной стороне дороги, а это невозможно.
– Почему, внучек?
– Ему пришлось бы стрелять поверх верхушек деревьев. Стрела воткнулась в ствол менее чем в шести футах от земли, причем параллельно ей. Она была выпущена с расстояния не более двадцати ярдов.
– Боже, Холмс! – Миссис Брэдли радостно заухала и нанесла юнцу одобрительный удар под ребра. – Чудесно!
– Чудеса ни при чем, – возразил Обри, отодвигаясь от нее. – Это результат терпеливых наблюдений. Несколько лет назад – мне тогда было одиннадцать – моя мать занималась в клубе лучников, и я долго подбирал для нее стрелы. Не знаю, как это называется у лучников, зато хорошо понимаю место в Библии, где Ионафан стреляет из лука и говорит оруженосцу, что стрелы перелетают через него. – Он широко улыбнулся.
– Вот оно что!
– Каким образом части тела попали в лавку Бинкса? – поинтересовался Джим. – Когда это произошло?
– Здесь-то вы и сели в лужу, мой дорогой инспектор! Кто-то неделями бродил вокруг лавки Бинкса, ломая голову, как поступить. Наконец этот кто-то сунул подручному Бинкса деньги, чтобы тот отдал ему ключ. Парень его не узнал, недаром человек – вегетарианец и не покупает мяса, да у парня и мозгов не хватило, чтобы нам его описать. Потом оставалось лишь погрузить части тела, завернутые в обрывки кисейных занавесок Фелисити, в машину и отвезти в лавку Бинкса, когда у него возникнет охота, а она возникла днем в понедельник. Вот и все.
– Почему другие на рынке на удивились, когда мясо привезли в понедельник? И что там с отпечатками пальцев на мясницком ноже и на топорике?
– Отпечатки подручного Бинкса, – проворчал инспектор Гринди. – Повторяю, мы давно решили, что это жуткое дело было совершено не в лавке. Мы знали, что он подкупил паренька, чтобы получить ключ.
– Как же будет изобличен преступник? – спросил Джим, поглядывая на инспектора.
– Возможно, его так и не изобличат. Нельзя же вообразить, что инспектор обращает внимание на мои фантазии! – Миссис Брэдли иронически хмыкнула.
– Черт возьми, доктор тоже хорош! – воскликнул Обри. – Кстати, почему Сейвил пытался покончить с собой?
– Горе обманутого мужа. Решил доказать, что навсегда расстался с верой в человека.
– Обманутый муж?
– Да.
– Ах, Лулу…
– Да.
– И это ничтожество Руперт, – вставил Обри.
– Он мертв, внучек, – сурово напомнила миссис Брэдли.
– Ну и что? Жив или мертв, все равно ничтожество. Зачем его жалеть?
– Верно. – Миссис Брэдли кивнула. – Мы жалеем не Руперта, а доктора Барнса.
– Вот оно что!
– Да. Это он, конечно, сжег утюгом вещи, здесь инспектор прав. Кстати, возвращаясь к Лулу: теперь понятно, что стояло за решением Сейвила жениться на ней, чтобы сделать приятное одному течению общественной мысли, но продолжать использовать ее девичью фамилию, не желая нарушать смехотворные условности противоположного.
– Вы о «Новом искусстве»? Мать примкнула к ним, но вовремя опомнилась!
– Наверное, на нее повлияли их возражения против брака? – предположил Джеймс, упорствующий в своих заблуждениях.
– Нет, их манера паразитировать на всех, у кого водятся деньги. Матушка сама знатный паразит, вместе им было не ужиться.
– Вернемся к преступнику! – предложил Гринди.
– Инспектор, – торжественно произнесла миссис Брэдли, – возможно ли какое-то чудо, которое убедит вас, что доктор невиновен, а тело Руперта Сетлея расчленил Сейвил?
– Сейвил?
– Да.
Гринди почесал в затылке. Раздался телефонный звонок.
– Это вас, инспектор, – сказал Джим, снявший трубку.
– Господи… Миссис Брэдли! Вынужден все же отдать вам должное, – сказал инспектор, минуту погримасничав с трубкой у уха. – Сейвил нас провел!
– Он жив?
Миссис Брэдли изобразила терпение, переходящее в отрешенность:
– Вы меня утомляете, инспектор. Что ж, это закрывает тему раз и навсегда. Кроме того, когда вы внимательно проанализируете улики, у доктора непременно обнаружится алиби.
– Только не на вечер воскресенья!
– Я говорю о понедельнике, инспектор. – Она ласково улыбнулась.
– Что случилось? – воскликнул Джим.
– Сейвил соскочил с больничной койки, оттолкнул двух медсестер и выпрыгнул из окна. Это, между прочим, верхний этаж. Я должен ехать туда и разобраться, что натворил этот умалишенный. Надо же, так усложнить все дело!
И он, возмущаясь, убежал.
Глава XXIII
Записная книжка миссис Брэдли
(см. главу VI)
Вопрос: Почему доктор Барнс пренебрежительно отзывается о Лулу Герст? Не хочет ли он создать впечатление, будто терпеть ее не может? Желает скрыть факт, что, наоборот, питает к ней симпатию, и такую, которая в случае огласки повредит его профессиональной репутации?
Вопрос: Зачем эта занятная троица – Кливер Райт (непременно надо с ним познакомиться), Джордж Сейвил и Лулу Герст – приехала жить в такое затерянное место, как Уэндлз-Парва?
Возможные ответы:
а) бегство от лондонских кредиторов;
b) неприятности с полицией;
c) желание сменить обстановку;
d) то же самое, плюс мир и покой;
e) Райт и Сейвил хотят запечатлеть на холсте местные красоты.
