– Мне кажется, вы попали не просто в затруднительное, а в адски трудное положение, – промолвил он. – Если я могу хоть что-нибудь сделать… В конце концов, вас еще не арестовали.
– Разве? – бросила миссис Брэдли. – Смотрите!
От дома направлялись в их сторону двое полицейских. Не дойдя двадцати шагов, тот, что повыше, остановился, второй продолжил движение. Карстерс и миссис Брэдли ждали развязки. У Карстерса сжималось сердце. Происходящее напомнило ему первую в его жизни охоту на тигра. Он посмотрел на свою спутницу и с удивлением увидел, как та достает из вместительного кармана на юбке стеклянный пузырек и платок с зеленой каймой. Не вынимая пробку, она провела горлышком пузырька по платку, а потом прямо перед носом у подошедшего полицейского отдала пузырек Карстерсу.
– Поблагодарите Дороти и скажите, что моя головная боль прошла, – тихо произнесла она и обратилась к полицейскому: – Я вас слушаю.
– Вы арестованы за преднамеренное убийство Элеонор Миллисенты Бинг, – проговорил полицейский. – Моя обязанность предупредить, что все сказанное вами может быть использовано против вас.
– Благодарю за любезное, своевременное и крайне заботливое предостережение, – улыбнулась миссис Брэдли. – До свидания, мистер Карстерс. Вижу во всем этом руку доблестного инспектора. У этого человека есть голова на плечах.
– Я сделаю все, что смогу! – воскликнул Карстерс. – Уверен, все обойдется. Невозможно, чтобы вас осудили! Я должен взяться за дело и найти настоящего убийцу. В этом мой долг.
Он проводил хмурым взглядом маленькую процессию. Полиция определенно не собиралась зря терять время.
Карстерс спохватился, что все еще держит в руке полученный от миссис Брэдли пузырек, и с любопытством посмотрел на него. Это была плоская бутылочка темного стекла с ярлыком знаменитой парфюмерной компании и надписью «Лавандовая вода».
Карстерс спрятал ее в карман пиджака.
Глава XIX
Ищейка
После ареста миссис Брэдли он вернулся в свою холостяцкую квартиру и посвятил время выяснению фактов, связанных со смертью Элеонор Бинг. Сколько Карстерс ни напрягал мозги, картина не прояснялась: указать пальцем на виновного в данном преступлении ему не удавалось. «Подозревать миссис Брэдли неправильно, – размышлял он, – но все-таки кто, если не она? Молодежь, вроде Гарда и Филиппсона, не травит людей. Не знаю уж почему, но они этим не занимаются. Дороти Бинг совершить такого не могла. Алистер? Он способен на убийство в приступе гнева, но отравить кого-то? Нет, увольте: в подобном убийстве маловато жестокости и колорита. Я тоже этого не делал. Остается одна миссис Брэдли – или самоубийство. Но эту версию я уже тщательно обдумал. Если бы Элеонор Бинг захотела покончить с собой, то выпила бы лауданум или наелась аспирина, сунула бы голову в духовку, застрелилась бы из отцовского револьвера, вскрыла бы себе вены хирургическими инструментами брата… Все, что угодно, только не хлопотное добывание гиоцина. Сомневаюсь даже, что она знала о существовании такого яда».
Он схватил блокнот и озаглавил страницы именами участников роковой встречи в поместье. Под каждым именем перечислил все, что знал об этом человеке, и доказательства в пользу и против совершения им преступления.
«1. Алистер Бинг. – Покойная являлась его дочерью, но все же невероятно.
2. Гард Бинг. – Его можно было бы заподозрить. Почти не вызывает сомнения, что Элеонор покушалась на жизнь его любимой. Он – студент-медик и мог бы раздобыть препарат, от которого погибла его сестра.
N. B. Это помогло бы миссис Брэдли. Похоже, Гарду было бы проще обзавестись данным препаратом, чем ей, хотя это еще предстоит доказать. Кроме того, между братом и сестрой существовала неприязнь, пусть и недостаточно сильная, чтобы послужить мотивом для убийства. Это опровергается тем важным обстоятельством, что Г. – нормальный, здоровый, жизнерадостный молодой обыватель и совершенно не соответствует психологическому портрету отравителя. Кроме того, он располагает твердым алиби.
3. Дороти Бинг. – Отравление – такое же женское преступление, как мужское, поскольку мужчина больше женщины склонен полагаться на свою физическую силу. Однако нельзя забывать о важном психологическом обстоятельстве: мысль, что эта очаровательная девушка может оказаться убийцей, невыносима. Но это не должно затмевать фактов. От Элеонор исходила угроза жизни Дороти Бинг.
N.B. Я не набрался смелости спросить, знала ли она об этом, а надо было. Эта необходимость остается. Только так можно снять сомнения. Если она знала о намерении Элеонор убить ее, то могла иметь сильный мотив убрать ее. Без сомнения, после смерти Элеонор она стала совсем другим человеком.
4. Берти Филиппсон. – Не пойму этого молодого человека! С виду мотылек мотыльком, но в его натуре есть некая глубина, которую он не желает демонстрировать. Он был влюблен в Дороти Кларк и собирался совершить самоотверженный поступок – устранить врага Дороти. Конечно, он обладает алиби на ту ночь, когда был применен яд, но это ни о чем не говорит, ведь точное время смерти неизвестно.
5. Миссис Брэдли. – Улики указывают на нее. Обвинение непременно использует такую улику, как грязная кофейная чашка, если защита не сумеет противопоставить ей найденную рюмку…»
Карстерс отложил ручку и уныло усмехнулся. Потом перечитал свои записи, посмотрел на часы и решил прогуляться, чтобы в очередной раз все обдумать.
«Начнем с того, что бедная Элеонор Бинг была безумной», – мысленно добавил он.
Пробродив час, Карстерс так ничего и не надумал и уселся обедать в своем привычном заведении, по-прежнему отягощенный нерешенной проблемой. Хорошо, что за соседними столиками не оказалось знакомых – у него не было настроения для банального обмена любезностями. Но когда Карстерс уже пил кофе, вошел человек, которого он знал несколько лет, – врач и крупный специалист в области тропических болезней. Карстерс решил задать ему кое-какие вопросы. Знакомый жестом поприветствовал его и поманил к себе, и Карстерс пересел за его столик вместе со своей чашкой кофе.
– Как это понять: вы спокойно обедаете, обделяя вниманием своих страждущих пациентов?
Врач усмехнулся. Он был высокий и худой и с легкостью сошел бы за уроженца Востока из-за бесстрастности благородного лица, учтивости манер и обезоруживающей вежливости, каким-то образом сочетавшейся с близкой к непробиваемости уклончивостью.
– Моя жена уехала отдыхать, – объяснил он, изменив собственному правилу. – Должен же я где-то заморить червячка! Терпеть не могу свой дом в ее отсутствие. Сентябрь – худший месяц, если бы не школьные каникулы, верно?
– У меня нет детей, – сухо напомнил Карстерс. – Как поживает ваша дочь?
– Мэвис? Чудесно! Жаль, мы с ней редко видимся. Когда я дома, ее либо нет, либо она в постели, либо в отъезде с Филлис, как сейчас. Они в Нормандии. Как вам Нормандия?
– Я гостил там у своей старой тетки. Ей сто два года. Послушайте, Вудфорд, не возражаете ответить на несколько вопросов?
