Наконец все стало на свои места: неведомый нам волхв-сказитель аллегорически поведал о конфликте христиан и иудеев. Как язычник, он смеется над оскверненным христианским браком и промахом княжеской тайной канцелярии. Все христиане у него сплошь с червоточинкой: Данило – непутевый пьяница и вообще Бессчастный, Алеша – вор и наветчик, а князь – ни мудр, ни справедлив, да еще, как мальчишка, на Даниле верхом по грязи скачет. А между тем сказочного Владимира современники волхва сопоставляли с Владимиром Мономахом, сидевшим в то время в Киеве (1113–1125 гг.), а бабьего пересмешника Алешу Поповича – с богатырем Александром Поповичем, победителем половцев. Рассказ сказочника-язычника, таким образом, в известной степени односторонен, но для нас важнее другое – глубинный смысл сказки постигается только в контексте русской истории.
Глава 19
Русские на Балтике. Князь Рюрик и проблема варягов
Где ни взглянешь – всюду
камни,
Только камни да сосна…
Отчего же так близка мне
Эта бедная страна?
Здесь с природой в вечном
споре
Человека дух растет
И с бушующего моря
Небесам свой вызов шлет.
И средь смутных очертаний
Этих каменных высот
В блеске северных сияний
К царству духов виден вход.
Знать, недаром из Кашмира
И с полуденных морей
В этот край с начала мира
Шли толпы богатырей.
В. Соловьев. По дороге в Упсалу
Начало русской колонизации берегов Балтийского моря естественно связывать с первым появлением там венедов. Древнегреческие авторы, начиная с Гесиода, неоднократно упоминают о них как о хранителях янтарного берега. Драгоценный камень балтийские венеды по системе европейских рек доставляли к своим адриатическим соплеменникам, а далее он уже расходился по странам Средиземноморья, в том числе и в Грецию. В IV в. до н. э. северные страны посетил Пифий из Массалии (Марселя), который добрался до «гвинонов» (венедов!), поставлявших янтарь, а авторы первых веков нашей эры (Тацит, Плиний, Птолемей) писали о венедах как о многочисленном народе, обитающем на юге Балтики и берегах Вислы. Птолемей, к примеру, даже именует Балтийское море Венедским заливом. О времени появления венедов «по берегам Венедского залива» письменных данных нет. Но интересно, что именно в эпоху Троянской войны на этой территории появляется явно пришлое население, отмечаемое антропологами. Население это отличалось от местного прибалтийского более узким лицом, и сейчас его потомки составляют заметный вес среди прибрежных жителей Литвы, Латвии и Эстонии. Известный антрополог Н.И. Чебоксаров, возглавивший группу специалистов, обследовавших состав населения Прибалтики в 1952 г., выделял эту специфическую группу как причерноморскую. Давно было замечено также, что в так называемой поморской культуре (Villi вв. до н. э.) распространены «лицевые урны» – погребальные урны со стилизованным изображением на них человеческого лица. Подобные урны ранее были известны в Трое. Позднее они встречаются также у этрусков в Италии. Таким образом, культурные традиции малоазийской Русены были перенесены в конце II тыс. – нач. I тыс. до н. э. «выходцами из Трои» не только в Италию, но и на побережье Балтики. Приблизительно в VII–VI вв. до н. э. через прибалтийские земли мигрировала часть киммерийцев (кимбров), поселения которых еще сохранялись на рубеже нашей эры на севере Ютландского полуострова.
Очень важную информацию об освоении русскими восточных областей Прибалтики дает карело-финский эпос «Калевала». Его главный герой – Вяйнемейнен, или по-нашему Ваня. Он – прародитель людей Лапландии (северного края, включающего часть Кольского полуострова и север Финляндии, Швеции и Норвегии). Когда один из более юных богатырей Еукахайнен – «тощий молодой лапландец», «юноша дрянной лапландский» – попробовал оспорить право старшинства у Вяйнемейнена, тот ему резко возразил:
Лжешь ты выше всякой меры!
Никогда при том ты не был,
Как пахали волны моря,
Как выкапывали глуби
И как рыбам ямы рыли,
Дно у моря опускали,
Простирали вширь озера,
Выдвигали горы кверху
И накидывали скалы.
И тебя там не видали,
Тот не видел и не слышал,
Кто тогда всю землю создал,
Солнце светлое поставил,
Заключил в границы воздух,
Утвердил и столб воздушный
И построил свод небесный,
Кто направил ясный месяц,
Вширь Медведицу раздвинул
И рассыпал звезды в небе.
Вяйнемейнен олицетворяет венедов, первопоселенцев в этих краях. Еукахайнен же представляет племя финнов, пришедшее на эти земли позже. Кстати, название «Финляндия» изначально звучало как «Винд-ланд» и означает «земля венедов». Сами себя финны называют «суоми». В Скандинавию они мигрировали из приуральских областей. И лишь поселившись в Виндланде-Финляндии, получили от своих соседей имя «финны». Такое замещение имен стало возможным еще потому, что венеды (русы) не противодействовали заключению смешанных браков. И не случайно Вяйнемейнен ищет себе невест непременно среди девушек соседних племен.
Финское название России – «Венайа» – родственно и имени Вяйне («страна Вяйне» в «Калевале» называется Вяйнела), и этнониму «венеды». Это еще одно независимое доказательство того, что венеды отождествлялись с русами. Согласно текстам рун, Лапландия также называлась Рутья – именем, которое напоминает нам о том, что балтийские венеды – выходцы из азиатской Русены (Рутены). Но еще более впечатляет то, что в западно-финских («балтийско-финских») языках та страна, которую русские называют Швецией, зовется Руссией. Это указывает на то, что значительная колония венедов-русов издревле (то есть до прихода в Швецию собственно скандинавов) уже проживала там.
Как известно, норманисты производят имя «русь» от финского «руотси» – «гребцы». Мы готовы признать этимологическую связь русского и финского слов, но с одной существенной поправкой: имя нашего народа первично. В связи с этим обращает на себя внимание один из персонажей «Калевалы» – Руотус. В эпическом произведении случайных совпадений не бывает, поэтому можно смело утверждать, что Руотус – это Рус. Чем же он знаменит? Да тем, что у него, единственного в деревне, есть баня. Уже одно это обстоятельство говорит о том, что мы не ошиблись: русские и баня неразделимы. Руотус живет в достатке:
За столом сидит в рубашке
Из льняной отличной ткани.
По законам эпоса мы должны заключить, что такой же безбедной была жизнь его соплеменников. Более того, судя по тому, что Руотуса просили предоставить баню, где лапландская девушка должна была родить будущего короля Карелии, русские были в числе верховных правителей страны. Отказ жены Руотуса пустить роженицу не следует воспринимать как проявление жесткосердия, тут замешана политика. Ребенок должен сменить на троне Вяйнемейнена, поэтому «русская партия» не хочет способствовать его рождению и, следовательно, перевороту в стране. Но она и не прибегает к насилию. Точно так же никто не поддерживает Вяйнемейнена, требующего умертвить младенца сразу после рождения. Отстраненный от власти, он с обидой уплывает из страны Суоми. Очевидно, вместе с ним страну покинули и многие руотусы. Финны действительно могли их называть «руотси». Но только это слово вторично по отношению к имени «русь». Впрочем, это и так было ясно после более чем двухвековых бесплодных попыток лингвистов-норманистов доказать обратное.
