Иван переключил свое внимание на островок, приготовил ружье и осторожно пошел в глубь леса. Шаг за шагом, внимательно осматривая любую подозрительную кочку, корягу, он поднимался на горку посреди острова. Когда достиг вершины, предположения подтвердились. С другой стороны пригорка, с рогами-лопатами на косматой голове стоял большой, черный с проседью сохатый четырехлетка.
Зверь давно почувствовал запах человека и собаки, но не мог понять, откуда они исходят. Шаги были плохо слышны из-за пригорка, поэтому бык, напрягшись телом, был готов к бегству. Когда Иван увидел его, до него было не более тридцати шагов. Для единственного и точного выстрела оставалось вскинуть к плечу ружье и нажать на курки. Сохатый тоже увидел человека. Сорвавшись с места в галоп, бык стремительно перескочил через валежник и скрылся за деревьями. Иван не успел выстрелить. Тунгус рванулся за ним. Ошейник лопнул в ненадежном месте, кобель, почувствовав свободу, убежал по следам добычи. Иван остался один с поводком в руках.
– Вот те раз!.. – с досадой думал он. – Надо же такому случиться, порвался в самый неподходящий момент.
Он какое-то время растерянно рассматривал место разрыва. Теперь ему придется идти вперед без собаки. Ждать Тунгуса на месте – потерять день впустую. Оставалось надеяться, что с ним ничего не случится. Без поддержки пес очень скоро бросит преследовать зверя и догонит хозяина, как это было всегда. Убрав поводок и ошейник, Иван закинул на плечо двустволку.
День близился к полудню. Парень чувствовал это интуитивно. У него не было часов. Время ему подсказывал выработанный за долгие дни промысла опыт. Сам не понимая, как это происходит, Иван в любую погоду, точно определял время суток.
Ожидая возвращения собаки, Иван часто останавливался, звал, хотел выстрелить из ружья, но пожалел патрон. Теперь он шел прямо на низкое солнце и нисколько не сомневался в выборе правильного направления. Идти было легко. Неглубокий снег и плотная твердь под ногами давали хороший ход. Незамерзающие окна и зыбуны парили от теплой воды и виднелись издалека. Иван заранее обходил их стороной, поэтому шел быстрее, чем это было бы летом.
В какой-то момент ему захотелось есть. Не останавливаясь, достал из котомки кусок лепешки и вяленую рыбешку, на ходу перекусил. Голод отступил, силы прибавились. Ноги пошли веселее.
Над болотом разлетелся едва слышный, металлический звон: кон-н-нь, конн-н-нь! Если бы он не знал источник, мог подумать что это черный ворон, сзывая лесных братьев, издает свой неприятный горловой клекот. Иван остановился, ожидая дальнейших ударов металла. Звук повторился еще несколько раз. Он зашагал дальше. Ему не надо объяснять, что это медный колокол староверческого скита отбивает начало обедни.
Редкие островки земли с деревьями среди унылого царства стали попадаться все чаще. Иван понимал, что скоро будет край болота, но добраться туда требовалось немало сил и терпения. Многочисленные следы лосей мешались с заячьими тропками, стежками горностаев и колонков. Несколько раз ему попались свежие четки соболя.
Для Ивана это открытие было дорогой находкой. За скитом, у северного плато, где каждый год промышляли Ушаковы, численность соболя была настолько мала, что за сезон с обметом им удавалось добывать не больше четырех штук. Здесь, на болоте, их было больше в три раза. Ясно, что в этих местах долгое время не охотился никто.
Иван пожалел, что рядом нет Тунгуса. За время пройденного пути ему удалось бы добыть с ним одного-двух аскыров. В этом он не сомневался. Парные следки метались между островками. Здесь не было россыпей и дуплистых кедров, где мог спрятаться зверек. Спастись от собаки он мог только на дереве. Добыть его там из ружья не требовалось большого умения. А стрелять он умел хорошо.
Два раза Иван пересек медвежьи следы. Сытый и довольный жизнью хозяин тайги бродил по болоту от островка к островку в ожидании большого снегопада. Был конец октября, подошло время ложиться в берлогу. Запасов жира под лохматой шкурой было достаточно, чтобы пережить долгую, северную зиму и встретить голодную весну.
Все это Иван прочитал в его следах, когда прошел по ним несколько десятков метров. Медведь был большой и старый, об этом говорили мозолистые лапы. Ширина передней равнялась длине ноги Ивана, внушала уважение к лохматому гиганту и призывала к осторожности. Ваня хорошо знал характер зверя, что тот не нападет на него первым без причины, и сам не собирался его убивать. У него были другие планы. Выяснять отношения со зверем он не собирался.
Лежневка появилась неожиданно. Сложенная из стволов деревьев, без единого гвоздя, дорога казалась чудом среди бесконечной мари северных болот. Если бы Ваня не ведал истории ее происхождения, увидел в первый раз, мог удивиться: кто, когда и для чего проложил этот длинный, ровный путь?! Отец Феофан подсказал ему правильное направление.
Вспоминая прошлое, Ваня долго смотрел то в одну, то в другую сторону. Ровная, как вытянутый шнур, лежневка стремилась к линиям горизонта в обоих направлениях и скрывалась где-то там, вдали болотных урманов. Перекрывая зыбуны и окна, разрезая островки и пригорки, она должна была служить во благо безопасного, быстрого передвижения людей и грузов от Енисея до Оби. Но так и осталась недоделанной посреди болот, несмотря на то, что на ее строительство был затрачен колоссальный труд и многочисленные, никем не считанные, человеческие судьбы.
Дорога на костях. В нее были вложены старания его родных и близких: деда и бабушки, отца и матери, дядей и тетушек. На этой лежневке трудился он: Иван Степанович Мельников. И хотя доля детского труда была ничтожна по сравнению с общими усилиями, он мог сказать:
– Эту дорогу строил я и моя семья!
То, что лежневка не достроена, Ваня знал от знакомого охотника. Он говорил, что после расстрела на болоте восставших кулаков, был еще один этап раскулаченных крестьян. Их пригнали зимой. Они жили на острове Тайна в избах, продолжали работы на строительстве дороги. Многие из них не дотянули до лета, умерли от голода и тяжелого физического труда. Тех, кто остался, по «приказу свыше» перегнали куда-то в другое место. Теперь на острове Тайна никого не было. Ломоватскую заставу расформировали за ненадобностью, а охрану перевели на другие, более важные объекты: охранять заключенных на лесосеках в пойме Енисея, которые рубили кругляк для блиндажей и окопов.
Ване не надо было определяться в выборе направления. Он знал, в какой стороне находится остров Тайна. Развернувшись, пошел на восток по нетронутому покрывалу снега на лежневке. В его голове роились скорбные мысли о прошлом. В душе плескался мутный осадок. Когда-то здесь работали люди. Теперь, кроме таежного зверя, лежневка не была нужна никому. Шагая по ней, оставляя свой след, он был один на этой дороге смерти. В истории не останется следа от бездумно загубленных человеческих жизней. Возможно, сейчас парень был единственным и последним свидетелем событий восьмилетней давности, до которых в настоящее время никому нет никакого дела.
Остров Тайна виднелся издалека. Темнохвойная тайга приближалась с каждым шагом. Мохнатые кедры, острые пихты и разлапистые ели не радовали глаз. Пустые дома и подсобные строения, баня у воды, поленницы не использованных дров на общем фоне густого леса.
