— Ну, и кровавые же у тебя метафоры, папа, — усмехнулся Нестор. — Вроде, сыт. Что ж на котлеты потянуло?
— Немец может служить царю, а русский — кайзеру. Но они, пусть и обрусевшие и онемеченные, все равно останутся немцем и русским. Что за вечное стремление, быть под стать кому угодно, только не себе, не естеству? Деньги тянут под шнек, а природа просит оставаться на своей земле, среди своих — по крови, по языку, по образу мыслей. Вот и весь выбор: либо молоть себя там, либо хранить себя здесь. Себя и своих детей. Вы видели, чтобы благородный олень покинув дубравы, резвился в холмистых степях? Только крысы да тараканы вездесущи. А что Антон молчит? Мультфильмы уже давно закончились.
Нестор глянул сначала на экран, — там шли новости, — а потом на сына. Антон спал. Спал, запрокинув голову и слегка посапывая.
И сразу же все пришли в движение: Нина — убирать со стола, Софья Николаевна — собирать мужа, Иван Несторович — допить посошок и отдаться в руки жены, Нестор — перекладывать сына в кровать. Долгий пятничный вечер подошел к концу.
34
Утро Нестора было хмурым.
За окном — ливень, в животе — тяжесть, в голове — муть. Антон давно уже проснулся, успел сменить десять родов деятельности, а в настоящее время целых пятнадцать минут был занят кирпичным конструктором, который вчера подарили дедушка и бабушка. Ежесубботний поход в парк был перечеркнут хлесткими дождевыми росчерками.
Нестор сидел на кухне, ковырял вилкой остатки селедки со вчерашнего стола. Вчера он даже не заметил селедочницу — видимо, спряталась за другими тарелками. Сегодня закуска была весьма кстати — под первую благодатную бутылку пива. Нина всегда ставила в холодильник пять-шесть бутылок в ожидании приезда Ивана Несторовича и Софьи Николаевны, чтобы утром было легче привести мужа в порядок.
Сейчас Нина сидела за тем же кухонным столом, напротив мужа, и ждала объяснений. Пресловутый «командировочный лист» на второй день все еще работал, но эффект явно ослабевал. Нестор молчал, а потому Нина заговорила сама.
— Сколько это будет продолжаться? — задала она самый ожидаемый из всех вопросов, звучащих в семейных беседах.
— Что именно? — пожал Нестор плечами.
— Приходишь поздно, нетрезвый, утром вон — похмеляешься, — Нина забрала пустую бутылку, выбросила ее в мусорное ведро под мойкой и принесла новую из холодильника; снова села. — Тебя словно подменили. Какие-то тайны, какие-то загадочные знакомства. Что это за венеролог в сопровождении фей особого поведения? Еще Кир какой-то — я его не видела никогда, но пару лет, как слышу о нем чуть ли не каждый день. Он вообще кто?
Такой разговор уже был — спустя год после первого перевоплощения Нестор попытался намекнуть на фантастические изменения в своей жизни. Но жена не любила фантастику, не читала ее и с негодованием отвергала все проявления фантастического в реальной, в потому исключительно рациональной жизни. Раз Нина задает те же самые вопросы, она получит те же самые ответы. Второй круг ада.
— Кир — Наг, — просто сказал Нестор. — Или змей, называй, как хочешь. И я — змей, только рангом пониже. А Семен Немирович, по некоторым косвенным признакам, — Дракон, но я точно не уверен.
— Наша песня хороша, — сказала Нина ровно.
Она вновь встала, взяла из сушки стакан, плеснула себе из Нестеровой бутылки — стакан наполнился густой пеной. «Не пиво, а моющее средство, — подумал Нестор. — «Аэлита» какая-то, химия одна». Но промолчал. Пусть говорит жена.
— То, что ты змей, — это я знаю. Тут уж по всем признакам, и по прямым, и по косвенным…
Нина не смотрела на мужа, она следила за тем, как опускается пена в ее маленьком стакане.
— У меня тоже высшее образование, — снова заговорила она. — Что такое метафора — знаю. Так что можешь не выпендриваться. Наг он. И что, такими «нагами» становятся? Или рождаются? — Нина именно так и произнесла — «нагами», со строчной буквы, без всякого пиетета.
Нестор задумался. А действительно?
— Наверное, необходим период самовоспитания, формирования определенных способностей, — наконец ответил он. Потом нашел ошибку и исправил ее:
— Нет, не способностей. Способности появляются позже — после перевоплощения. Так что нужен определенный угол видения, способ мировоззрения. Без этого никак не сумеешь потом «смотреть душой». Так что Нагами сначала становятся, а только потом, при стечении многих обстоятельств — рождаются.
— И ты умеешь смотреть душой?
— Только в Наговой ипостаси. Перевоплотившись.
Нина брезгливо поморщилась.
— Ты конкретно говори. Ты в темноте видеть умеешь?
— И да, и нет. — Нестор решил быть честным до конца. А что терять? — Наги могут видеть сущность вещей.
— Ух, ты! — обрадовалась Нина. — И мою сущность можешь? Ну-ка, что там у меня за сущность? Принцесса Лебедь? Или Кикишка болотная?
— Я же человек сейчас, а не Наг, — пояснил Нестор терпеливо, как на уроке.
— Ну, ты, змей! Замучил уже! Допился! Жаль, что в психушку сейчас против воли не отправишь. То наг, то не наг — говнюк! Так перевоплотись! Ну, давай! Клоун!
— Так нельзя — по щучьему велению, по жены хотению. Для Нага Первого дна нужен зов проводника.
— Пошел в…пу! — сорвалась Нина. — Видеть тебя не могу! Ни змием, ни мужем! На дно свое заляг! Сгинь, сволочь!
И Нестор поспешил залечь и сгинуть, поскольку знал — это надолго, это громко, это больно и вредно. И для здоровья, и для семейных отношений.
35
В «Варяке» было совсем пусто. Похмельное утро уже закончилось, обеденный сплин еще не наступил. Посетители пивной разбрелись по своим субботним делам. Только Тамара паковала новую партию пустых пивных бокалов в морозильную камеру для создания инистой патины, а в закулисье гремел стальными пятидесятилитровыми кегами грузчик Володя.
Нестор из вежливости — не убегать же без угощения? — присел за столик с пинтой пива. Пинтой здесь называли пол-литровый бокал «с горкой». Эта «горка» якобы давала недостающие семьдесят миллилитров, что в сумме составляло традиционную английскую меру пивного объема. Но поскольку роль «горки» (а также предгорий) выполняла не успевшая осесть пена, то пинта, скорее всего, была не английская, а на сто миллилитров меньше — американская жидкая. Но никто этот вопрос не поднимал. Пинта себе и пинта. Выпьешь восемь пинт — готов один галлон. Очень удобно.
Наверное, все мужчины, пересекавшие порог этого заведения, ощущали некое особое состояние души. Стены «Варяка» — одной из многих хороших питейных — были, что называется, «намолены», как в церкви. Только в молельных храмах пахло ладаном, а здесь царила устоявшаяся смесь запахов, которую ни с чем нельзя перепутать. Треск суеты, бремя забот, копоть неприятностей — все было смываемо вмиг густой пеной и, что самое главное, аутентичной атмосферой покоя и тишины.
