– При этом каждый мыслящий человек видит противоречие между реальным содержанием и постулируемой формой. Вот и возникает непреодолимое желание найти того, кто это противоречие создал. Но беда наша в том, что мы не слышим друг друга. Мы не мыслим собственным разумом, не генерируем собственных идей, а лишь пользуемся предлагаемым нам суррогатом. Ведь что такое идея?
Кир схватил салфетку, извлек откуда-то, чуть ли не из воздуха, фломастер и быстро набросал на салфетке некий рисунок, напоминающий два сросшихся огурца – верхняя часть двух пересекающихся овалов была общей. Нестор грустно улыбнулся: он знал, кто заразил Наставника этой забавной привычкой – рисовать на салфетках. Семен Немирович Волх, черно-белый Дракон, и поныне незримо присутствовал за столом.
– Здесь, – Кир ткнул фломастером в один из овалов, – первый атрибут, первое качество. Вот здесь, – и фломастер уткнулся во второй «огурец», – второй атрибут, второе качество. Наше мышление обрабатывает информацию, полученную о двух различных атрибутах, сравнивает полученные результаты и выдает некий третий атрибут, третье качество, – и фломастер обозначил жирным кругом общую часть овалов. – Вот этот третий атрибут, новый, полученный в результате сравнения двух первых, и есть идея, и есть мысль свежая и готовая к применению. Этот механизм давно изучен. Чтобы на выходе наш разум получил не свежую идею, а заранее подготовленную, удобную для господствующей доктрины, в процесс сравнивания нужно добавить несколько заданных аргументов, – и Кир начертил на салфетке еще несколько хаотично расположенных овалов, чьи части пересекались в различных вариациях и вели в сторону от нарисованного до этого жирного круга. – Вот так наше сознание уводят от самостоятельной генерации мыслей и приводят к генерации обусловленной. Таким образом, нас отучают мыслить самостоятельно. Мы начинаем обращать внимание только на «вычеканенные» специальные точки, брендированные, влезающие в мозг без спроса. А краски живой природы, ее звуки – естественные и яркие, но, в сравнении с брендовыми конструкциями, они пестреют для нас аляповатым, ничего не значащим фоном. Ведь человек видит и слышит только себя самого. И если он не может найти себя самого в красках и звуках, то они просто теряют для него ценностный, прикладной смысл, утрачивают содержание. Проще говоря, идея появляется тогда, когда при сравнении двух различных акциденций выявляется общий атрибут. Вот он и будет новой идеей. Общее качество двух явлений. И – ох! – как не многие могут нынче выявить это самое общее качество при сопоставлении двух, на первый взгляд, разнящихся явлений, событий, вещей. (Кир изобразил на другой салфетке новый рисунок: цветок со многими лепестками и общей сердцевиной). На самом деле, уровень интеллекта можно измерить только одним критерием: как много общих атрибутов может обнаружить человек, наблюдая разнородные явления.
Тут Лариса заволновалась. Кир ушел в дебри, вряд ли интересные собравшимся. Тем более, что Кир никому больше принять участие в разговоре не давал. «Остапа несло». И если Нестор или Нина сейчас попробовали бы вставить любую фразу, задать любой вопрос, это могло послужить основой для нового дискурса. Лариса мягко, но настойчиво «засобирала» мужа домой. Делала она это не в первый раз (Нестор терялся в догадках, где и в каких таких обществах мог еще ораторствовать Наставник?), поэтому выходило у Ларисы собирание ловко и умело. Не прошло и получаса, как Нестор и Нина, рассыпаясь в благодарностях и надеждах, уже усаживали гостей в вызванный автотранспорт.
– Человек, живущий земной жизнью, отвечающий за земное – семью, детей, быт, – отделен целой пропастью от человека, живущего Великой Ответственностью! – выдал Кир на прощание, будучи уже «одной ногой» в машине. – Но именно это их и объединяет!
Перед тем, как сеть в такси, где уже расположился на переднем сидении Кир, Лариса посмотрела на Нестора долгим грустным взглядом. Нестору предстоял сегодня непростой путь.
51
Комната была без окон и дверей. Комната была обита бордовым бархатом. Куб с багровыми внутренними сторонами граней. В комнате царила полутьма. Единственный источник света – настольная лампа на столе в центре комнаты. Латунная, желтая, и поэтому свет, исходящий от нее, тоже был каким-то латунным.
В углу, на невысоком постаменте, даже не постаменте – так, маленькой ступеньке, возвышалась статуя Гермеса с младенцем Дионисом на руках. Высокий – выше двух метров – голый красавец Гермес широким жестом указывал малышу на горние выси. Любознательный Дионис увлеченно следил пытливыми глазками за простертой дланью и сам тянул ручонки вослед. Статуя была выполнена из желтоватого мрамора, а может быть, желтоватый оттенок возникал благодаря специфическому освещению и обивке комнаты-куба. Через руку Гермеса была перекинута роскошная кошма, служившая Дионису мягкой подстилкой. Отрез шерстяной ткани был покрыт бордовой, как и все в этой комнате, киноварью. Тяжелые складки ниспадали до самого пьедестала и частично покрывали его.
Стол был пуст, но Нестор знал, что на столешнице в любой момент может возникнуть, что угодно, – стоит только захотеть. Нестор сместил фокус восприятия – это тоже было допустимо в данной реальности – и оглядел себя со стороны. Огромный, чуть ли не в треть объема комнаты, амарантовый Наг, свернувшийся в три кольца и одно полукольцо. Капюшон раскрыт, но в этом нет угрозы: здесь, в комнате, нет врагов, только друзья. Вернее, друг.
И этот друг сидит напротив, по ту сторону стола. Его ноги собраны странным образом – нечто среднее между позицией японского игрока в го и индийского йогина в лотосовой медитативной позе. Невозможно? Пожалуй, но не в этой реальности. Перед Нестором сидит Глеб Сигурдович Индрин. Все, как при первой и пока единственной встрече: перекособоченный пиджак, брюки не в тон, примятая рубашка, стоптанные вкривь туфли. Даже черный портфель из кожзаменителя имеет место быть по правую руку. На носу – все те же дедовские очки с немощной диоптрикой в простенькой оправе.
– Всегда мечтал побывать в Нагалоке, – весело начал доцент Индрин. – Это здесь?
– Здесь, – кивнул змей. – И еще во многих местах.
– Там по-другому? – живо поинтересовался Индрин.
– В чем-то по-другому, – согласился змей. – А в чем-то – точно так, как здесь.
– Покажешь? – попросил Индрин.
– Обязательно, – заверил змей. – Но не сегодня. И не все. Кое-где в Нагалоке опасно.
– Опасно для человека? – догадался Индрин.
– Верно, – похвалил змей. – Для человека. Но и здесь опасно для человека.
– А почему я тогда здесь? – удивился Индрин.
– Потому что ты – не человек. Вернее, не совсем человек, – пояснил Нестор.
– А кто же? – допытывался Индрин.
– Ты – риши, дваждырожденный и совершенномудрый, – сказал Нестор-змей.
– Риши? Один из семи медведей? Или просто философ?
– Не просто философ, но и не один из семи. Ты особенный.
– Могу я создавать чудищ, писать Веды, читать мантры и воплощаться в звездах? – хитро спросил Глеб Сигурдович.
