– Что-то вроде «торпеды», которую алкоголикам вшивают?
– Да, похоже. Только здесь наоборот – надо ежедневно принимать специальное средство, чтобы оболочка не растворялась.
– А если не принимаешь?
– Трубочка начинает потихоньку рассасываться, пропуская немного яда в кровь, и у человека начинаются боли, Кащей просто обожает за любую мелкую провинность лишать своих рабов таблеток, а потом смотреть, как они мучаются, унижаются и вымаливают у него противоядие.
– А если перетерпеть, то яд закончится?
– Если два дня не принимать препарат, то трубочки растворяются полностью, весь яд попадает в кровь, и человек умирает мучительной смертью. Вернее, он все два дня мучается, а только потом умирает.
– А если вырезать трубочки? – не унимался я.
– Они вшиваются магически и сильно связываются с внутренними органами, поэтому вырезать их хирургически, ничего не повредив, практически невозможно.
– Я же сразу говорила, что он фашист! – подала голос со своей лавки Ирина.
– Спи давай, – зашептала на меня Василиса, – вон Иринку разбудил!
С этими словами моя любимая провела своими чудесными пальчиками мне по лицу, и я опять провалился в сон.
Снилось мне, что мы с Василисой попали внутрь картины Петрова-Водкина «Купание красного коня», и теперь уже не тот худощавый мальчик, а мы с Василисой стали подростками, и это мы голышом скачем верхом на огромном, плоском, сказочном красном коне! Он несет нас по чистым водам небольшой реки, вздымая огромные волны с белыми бурунами, нам страшно и смешно одновременно, а при каждом прыжке у нас захватывает дух, как на аттракционе «Парашютисты», чуть позади нас, верхом на огромном белом скакуне, скачет мама Ира, тоже превратившаяся в подростка. Наш сказочный конь подпрыгивает и превращается в огромного красного петуха, который взмахивает крыльями и летит вверх, поднимая нас все выше и выше так, что только ветер свистит в ушах! Мы поднимаемся так высоко, что уже белый конь, несущий маму Иру, превращается в маленькую, едва заметную точку на голубой ленте реки, зажатой между бескрайними зелеными лугами, над нами синеет небо и появляются первые звезды. И тут вдруг красный петух лопается, как большой мыльный пузырь, а вместо него возникает огромное облако кленовых семечек-парашютиков. Мы с Василисой оборачиваемся в орла и белого лебедя, поднимаемся еще выше, над зависшим кленовым облаком, перед нами открывается прекрасное зрелище: река, поля с перелесками и дворец Кащея, окруженный со всех сторон боевиками, вернее сказать, армией, охраняющей подходы к логову злодея.
Проснулся я в избушке на лавке, рядом – никого, как я во сне переместился на новое место – оставалось только догадываться, наверное, дамы опять пошли в баню, а чтобы я не мешался, меня и перенесли сюда. Все-то небось уже давно встали и занимаются делами, а я, как и полагается самым крутым сказочным героям, продрых больше всех, не удивительно, если выяснится, что сплю уже вторые или третьи сутки – с меня станется! И тут я вспомнил сон и рассмеялся: надо не забыть рассказать Василисе, чтобы они больше не молодили Иринку, а то действительно превратимся в подростков, и тогда нам придется играть уже не в «братство кольца», а в «неуловимых мстителей».
От названия бессмертной саги Толкиена мысли сразу перескочили на предательство Аркадия, именно он издевался над нашей борьбой, называя ее игрой в братство кольца. Понятно, что его, скорее всего, подловили и заставили, но от этого неприятный осадок не становился меньше, как-то я уже привык, что внутри клана, несмотря на любые взаимоотношения, каждый может положиться на любого на все сто процентов, и я сам готов любому протянуть руку, чего бы мне это ни стоило, а тут – такой удар ниже пояса!
Я попробовал встать, спину тянуло, но не сильно – вполне терпимо, гибкости у меня поубавилось, но это дело поправимое – все восстанавливается обычными физическими упражнениями. Больше всего меня омрачал другой момент: у нас сорвалась очень простая операция, закончилась с нулевым счетом для нас, потерю Кащеем нескольких десятков боевиков можно не считать. А ведь дальше предстоят более серьезные бои с превосходящими силами и непобедимым Каменным драконом, да и боевиков у Кащея оставалось в десятки раз больше, чем участвовало в операции в сквере, и что мы сможем им противопоставить? Эти тяжелые размышления настроения мне не улучшали, попробовал позвать Василису на тихой речи:
– Где ты, моя любимая?
– Доброе утро, мой милый, я за Гнилой пустошью, у нас тут строительство века: котлован и плотина. Ты еду нашел?
– Нет, только проснулся, даже не встал. Наверное, у меня что-то с обонянием: запахов совсем не чувствую, если бы раньше еду учуял, то давно вскочил бы – я голодный как волк, хоть это и не моя ипостась.
– Еда на столе, поешь, а с твоей спиной, я так и думала, что попадание в позвоночник на чем-нибудь да аукнется – отразилось на обонянии, сегодня вечером посмотрю тебя.
– Тебе помочь со строительством?
– Нет. Отдыхай, тренируйся, спину разрабатывай, да, и пока не оборачивайся – у твоего орла тоже могли ранения остаться.
Вот так номер, подумал я, значит, моя птичка может оставаться раненой и где-то там истекать кровью, но пока я не перекинусь, то это не страшно? А где же тогда прячется мое второе тело, когда я хожу в первом, и наоборот? Или моя орлиная тушка где-то замораживается в сверхмощном холодильнике, а при вызове моментально размораживается, уже в гигантской микроволновке, нате пожалуйста, готовенькое, свеженькое – пользуйтесь? Бред! Только это подумал, как меня передернуло: что это я о собственном теле рассуждаю с гастрономической точки зрения, наверное, надо подкрепиться, сколько суток уже не ел, и вообще, какой сегодня день недели? Как-то вывалился я из моего привычного графика: пять дней работаешь – два отдыхаешь, а после ранения и вообще потерял счет времени, может, это потому, что «счастливые часов не наблюдают»? От этой фразы снова активизировалась ассоциация, что мой организм – это часы, которые сейчас хоть и тикают, но требуют ремонта и чистки: оси шестерней погнулись, в механизм попала грязь ранений, а стрелки настроения уныло смотрят вниз.
Я надел чистую одежду, вышел на улицу и подошел к столу возле бани – от обилия деликатесов глаза разбегались, наверное, на свадьбе у мамы Иры я и то меньше разносолов видел, хотя нет, столько же. Посмотрел на шикарное великолепие и решил, что пришла пора отмечать наше очередное спасение от верной смерти. Налил большую чарку вина и произнес сам себе тост: за здоровье клана и наших союзников, удачи нам! У меня появился очень хороший повод еще раз протестировать свойства местных вин на предмет поговорки: «По усам текло, а в рот не попало». В этот раз на месте гипотетических усов у меня даже имелась небольшая щетина, но она никак не мешала протеканию вина в рот, а вот опьянения опять не почувствовалось – одно вкусовое удовольствие от хорошего солнечного напитка. Чудеса, да и только!
Глава 13
День стоял замечательный, светило солнышко, и сидеть в избе совершенно не хотелось, поэтому я встал и пошел на любимое Лукоморье. Тренироваться в звериной ипостаси не позволяло подозрение Василисы, что у моего орла есть ранение, поэтому сначала взял деревянный меч и долго отрабатывал приемы фехтования то левой, то правой рукой поочередно. Потом решил, что пришло время изображать из себя акулу: залез в море и долго истязал себя нырянием, плаванием разными стилями и просто вспениванием воды руками – тоже упражнение, нагрузка на мышцы, а еще и удовольствие стоять на песчаном дне в теплой морской воде, когда вокруг тебя всплывают и лопаются тысячи пузырьков. Обычно эту работу выполняют волны, но за неимением таковых можно сделать и самому. Поближе к полудню на Лукоморье пришли Ирина с Николаем, увидев меня, они застеснялись и пошли дальше вдоль берега, а я, чтобы не смущать молодоженов, оделся и пошел прогуляться. Войдя в Заповедный лес, загадал пройти к бабе Вере, шагнул и почти тут же оказался там, где в прошлый раз она ремонтировала старую ступу. Выйдя на полянку, увидел в точности такую же картину, разве что ступа оказалась новой и красивой – цвета мореного дуба, украшенная прожилками годовых колец темной древесины. Баба Вера сидела и полировала ее самой обычной наждачной бумагой, да и песенку пела другую, на мотив какой-то детской считалочки, но совсем с недетскими стихами:
