Внешность Ричарда Глостера в «Истории…» также сильно «приукрашена», в частности, именно Томас Мор первым описал Ричарда как горбуна. Нелицеприятный образ Ричарда Глостера еще более оттеняют подробно пересказанные слухи о его прошлых преступлениях. Томас Мор сообщает, что, «по слухам», Ричард III убил Генриха VI, «по слухам», он также приложил руку к смерти своего брата Джорджа Кларенса.
Вроде бы здесь автора «Истории…» не в чем упрекнуть. Он ничего не придумывает, более того, каждый раз оговаривается, что не может подтвердить эти факты, просто «люди говорят…». Однако этот прием используется так часто и с такими развернутыми пояснениями, что становится очевидно — сведения вовсе нацелены не на то, чтобы читатель принял самостоятельное решение.
Попробуем разобраться в «технологии» Мора более подробно. Прежде всего, пересказ любой политической сплетни в «Истории Ричарда III» начинается со слов, призванных вызвать доверие читателей: «люди упорно говорят», «разумные люди полагают», «сообщают как заведомую истину», «я слышал правдоподобный рассказ» и т.д. Согласитесь, после такого предисловия трудно ожидать чего-то недостоверного.
Эффект правдоподобия усиливается тем, что Мор сообщает множество подробностей. Например, рассказывая об убийстве Генриха VI, автор пишет: «Люди упорно говорят, что он [Ричард Глостер] собственными руками убил заключенного в Тауэре короля Генриха VI после того, как он был лишен власти… злобно погрузив кинжал ему под ребро, он пронзил его и зарезал… причем даже без приказа и ведома короля, который, несомненно, решившись на такое, поручил бы это палаческое дело кому-либо другому, а не родному брату». По манере подачи материала это вовсе не пересказ слуха, а утверждение, дополненное эмоционально окрашенными эпитетами и речевыми повторами — Ричард «злобно погрузил кинжал… под ребро», «пронзил и зарезал» несчастного короля Генриха. Читатель невольно ужасается и начинает испытывать отвращение к убийце.
Впечатление жестокости происходящего еще более укрепляется оттого, что Мор подчеркивает — убийство совершилось «без ведома» доброго короля Эдуарда IV Если предположить, что автор «Истории…» просто передает некие сведения, в справедливости которых он сомневается, то слова «даже без приказа и ведома короля, который… поручил бы это палаческое дело кому-либо другому» кажутся совершенно лишними — это уже не пересказ молвы, это предположение внутри слуха. Получается примерно следующие: те, кто говорят о виновности Ричарда Глостера, также говорят, что король Эдуард IV думал, что… Не лишним будет напомнить — Томас Мор писал свою «Историю…» спустя 42 года после смерти Генриха VI. Будучи здравомыслящим человеком, он вряд ли мог предполагать, что через столько лет в народе может циркулировать правдивая информация даже не о событиях, а о мыслях и намерениях полувековой давности. И тем не менее эта информация не отвергается как заведомо недостоверная, а заботливо заносится на страницы «исторического» сочинения. Причина такой слабой критичности Томаса Мора понятна — автор подталкивает читателей к почти очевидной мысли — если «люди упорно говорят» о чем-то, значит, они правы.
Чтобы показать Ричарда III расчетливым интриганом, с самого начала стремившимся к захвату власти, Томас Мор отмечает, что Ричард «помогал разжигать давнюю вражду и пылкую ненависть между родней королевы и семьей короля». Современные событиям источники, напротив, свидетельствуют, что Ричард Глостер был далек от придворных интриг.
Для демонизации Ричарда III Мор также прибегает к искажению порядка событий. В «Истории…» указано, что сначала Ричард Глостер извлек младшего сына Эдуарда IV из убежища и только после этого состоялись знаменитый Совет в Тауэре и казнь лорда Гастингса. Искушенный политик действовал бы именно так. Логично было бы использовать влияние лорда Гастингса, чтобы заполучить в свои руки обоих принцев, а затем избавиться от слишком самостоятельного союзника. На самом деле Совет в Тауэре состоялся 13 июня, а выход из убежища младшего принца 16-го. Тем не менее предложенный Томасом Мором вариант развития событий кажется настолько психологически обоснованным, что вплоть до конца XIX в. историки воспроизводили именно эту датировку.
С той же целью Мор «изобретает» торжественную церемонию помещения принцев в Тауэр. Он пишет: «Тотчас [после извлечения младшего сына Эдуарда IV из убежища] они доставили его к королю, его брату, в епископский дворец у собора Св. Павла, а оттуда через весь город с почетом препроводили детей в Тауэр». Создается впечатление, что, только имея в своем распоряжении обоих принцев, Ричард Глостер решился перевести их из нейтрального епископского дворца в зловещий Тауэр. Все потенциальные читатели Мора знали, какая ужасная судьба постигла детей «доброго короля Эдуарда», и эти «почетные проводы» неизбежно должны были вызвать ассоциацию с агнцами, которых ведут на заклание. На деле события развивались несколько иначе. Старший сын Эдуарда IV занимал королевские покои в Тауэре уже на протяжении пяти недель, а именно с 9 июня.
Помимо прочего, Мор приписывает Ричарду множество неназванных преступлений. Он пишет: «Все время, пока Ричард III был королем, убийства и кровопролития не прекращались до тех пор, пока его собственная гибель не положила всему этому предел». Такое добавление логически необходимо: тирания немыслима без многочисленных казней. Однако Томас Мор при всем желании не смог бы конкретизировать свои обвинения — политические казни в правление Ричарда III были редкостью. Несмотря на полную необоснованность, это «изобретение» Томаса Мора было подхвачено всеми историками второй половины XVI в. В историографии даже закрепилось словосочетание «кровавая тирания Ричарда III».
В произведении Томаса Мора есть еще одно направление «корректировки» фактов — это драматизация истории. Приведем лишь один пример. Для того чтобы в судьбе лорда Гастингса ярче прослеживалась мораль, Томас Мор «путает» дату казни родственников королевы. Он пишет — «когда… были схвачены и приговорены к смерти родственники королевы, это делалось с его [лорда Гастингса] согласия, и он сам велел их обезглавить в Помфрете, не зная, что в тот самый день его самого велено обезглавить в Лондоне». К слову сказать, Риверс, Грей и Воган были казнены не в Помфрете, а в Понтефракте, но эту деталь, видимо, следует отнести за свет невнимательности Томаса Мора.
Завершая разговор о достоверности «Истории Ричарда III», следует обратить внимание на необычайное для исторического труда количество деталей. Именно множество мелких подробностей придают произведению Томаса Мора такую убедительность. Если автор «Истории…» знал даже о том, какими словами слуги Ричарда Глостера прокомментировали смерть короля Эдуарда, его осведомленность заслуживает самого глубокого восхищения.
Однако огромное большинство этих деталей присутствуют только в «Истории Ричарда III», их попросту не удается подтвердить сведениями из других источников.
Например, Томас Мор приводит весьма назидательный разговор, состоявшийся утром 13 июня между лордом Гастингсом и его однофамильцем — королевским чиновником Гастингсом. Лорд Гастингс замечает, что «еще никогда в жизни он не был так весел и так далек от беды», и эти наивные слова дают Томасу Мору повод воскликнуть: «О милостивый Боже! Так слепа наша смертная природа… не прошло и двух часов, как он лишился головы». В данном эпизоде настораживает прежде всего путаница с должностями второго Гастингса. В английском варианте «Истории» собеседник злосчастного лорда назван «pursevant» (королевский гонец), а в издании 1565 г. «caduceatur» (королевский герольд). Историки потратили немало усилий, пытаясь отыскать в документах упоминание о загадочном втором Гастингсе, но ни королевского герольда, ни королевского гонца с фамилией Гастингс найти не удалось. По-видимому, и герольд Гастингс, и сам диалог были вымышлены для создания яркого драматического эффекта.
