Есть такая старая история о раввине, который за день до Йом-Киппура посылает своих учеников нау читься у портного, как нужно подготовиться ко Дню искупления. В течение десяти дней между еврейским новым годом, Рош-а-шана, и Йом-Киппуром религиозный иудей должен провести ритуальную уборку своего жилища.
Йом-Киппур — это священный день молений, время для поста и размышлений. В этот день человек вспоминает прошедший год, вносит поправки и обязуется жить праведнее.
Ученики раввина подглядывают за портным и видят, как он снимает с полки книгу. В ней список всех грехов, которые тот совершил за год. Портной говорит Богу, что пора свести счеты. Он зачитывает грехи из книги.
А потом портной берет другую книгу. Там записано, сколько боли, горя и скорби Бог послал ему и его семье. Портной говорит Богу: «Владыка вселенной, если бы мы подводили точный итог, вышло бы, что Ты должен мне гораздо больше, чем я Тебе».
Очень смело, правда?
Вместо того чтобы торговаться с Богом по поводу того, что записано в книге, он старается помириться. Он заключает сделку с Богом: портной простит Господу все Его грехи, если Бог оставит его прегрешения. А потом мужчина наливает себе вина, благословляет его и говорит: «Пусть теперь между нами будет мир. Мы простили друг друга. Теперь наших грехов как будто и не было».
Чистый лист с Богом. Чистый лист для Бога.
Нам бы всем неплохо найти время для прощения Бога. Сколько людей отворачивается от Него или затаивает обиду из-за боли, горя и скорби в их жизни?
Сколько людей спрашивают, где был Бог, когда самолеты врезались в башни-близнецы, когда сын умер от лейкемии, когда дочь покончила с собой, когда наши отчаяние и одиночество были невыносимы?
Точного ответа не знает никто. Мы все можем толь-ко предполагать. Проповедники обычно придерживаются версии, что Господь дал нам свободу воли и не вмешивается в нашу повседневную жизнь. Даже если мы умоляем?
Те же проповедники говорят нам, что Всевышний благословляет нас, даря детей, работу, таланты и так далее. Если Бог ниспосылает нам дары, почему Он не защищает от того, чего мы не хотим? Почему Он не оберегает нас от болезней, смерти, разрушения?
Я не всегда понимаю, чем руководствуется Господь, но все равно молюсь. Как в той поговорке: я не понимаю, как работает электричество, но не собираюсь из- за этого сидеть в темноте. Чтобы верить в Бога, мне не нужно Его понимать. Надежду в меня вселяют слова неизвестной души: «Я верю в солнце, даже когда оно не светит. Я верю в любовь, даже когда не ощущаю ее. Я верю в Бога, даже когда Он молчит».
Мне тоже не раз казалось, что Он меня покинул. Долгие годы ушли на то, чтобы избавиться от осадка, отложившегося еще в детстве, когда я чувствовала себя избитой и израненной. В конце лечения, когда я разобралась почти со всеми личностями, оставившими шрамы на моей душе, мой психотерапевт Кэрол предположила, что остался только один главный фигурант, что можно злиться на Бога за то, что Он меня не спас, за то, что Его не было рядом, когда мне нужна была защита.
«Нет. Я не злюсь на Бога», — сказала я ей. Но под моей верой прятался глубокий колодец сомнения. Сомнение глодало и дразнило меня: «Где был Бог? Я бы не позволила своему ребенку страдать. Как Он мог?»
В конце лечения, когда я разобралась почти со всеми личностями, оставившими шрамы на моей душе, мой психотерапевт Кэрол предположила, что остался только один главный фигурант, что можно злиться на Бога за то, что Он меня не спас, за то, что Его не было рядом, когда мне нужна была защита.
«Нет. Я не злюсь на Бога», — сказала я ей. Но под моей верой прятался глубокий колодец сомнения. Сомнение глодало и дразнило меня: «Где был Бог? Я бы не позволила своему ребенку страдать. Как Он мог?»
«Чш-ш-ш», — утихомиривала я его. «Бог всегда был рядом», — врала я. Я ни за что не собиралась злиться на Бога: это такой риск. Нельзя гневаться на Всевышнего тогда, когда только на Него я могу надеяться. Как я могла злиться на Господа? Разве я посмела бы?
Я никогда не забуду картинки, которые увидела в первом классе школы Непорочного зачатия. Балтиморский катехизис показывал, насколько черна грешная душа. Разве злость по отношению к Богу не будет самым темным из грехов? В книге, где Господь записывает все обо мне и моей душе, это — один из смертных грехов, который точно склонит чашу весов.
Небо не окрасится в черный цвет, молния не поразит меня, громоподобный глас не вынесет мне приговор. Я не была настолько наивной и боялась совсем не молнии. Я боялась потерять работу, или здоровье, или дочь. Я не собиралась провалить испытание Иова. Сатана искушал этого библейского праведника и насылал на него страшные беды, чтобы тот возроптал на Бога, но Иов не поддался искушению и был вознагражден. Поэтому я молилась и притворялась, что все отлично. Да, с Богом все было просто замечательно. А вот весь остальной мир с его обитателями меня просто бесил.
Однажды на работе я окрысилась на босса из-за чего-то столь тривиального, что даже и не помню, из-за чего конкретно. Я, как торнадо, вылетела из редакции, запрыгнула в машину, и шины завизжали, когда я умчалась с парковки. Слава Богу, что мой шеф шел не через стоянку, потому что я могла и не нажать на тормоз. Я приехала домой, задавила ярость, клокотавшую внутри меня, и села за швейную машинку спокойно починить платье. На середине работы игла машинки сломалась пополам.
И тут я сорвалась.
Я молотила кулаками. Ругалась. Села в машину и уехала кататься. Я кричала, чтобы вышла вся ненависть к тем людям, которые бросили и обидели меня. Когда я накричалась, то поняла, что дело не в начальнике, не в папе, не в маме, не в монахинях, ни в ком другом из моего прошлого. Меня бесил самый главный парень. И тогда все остальное я выместила на Боге. Я его ругала на чем свет стоит, и даже на букву «е». И вдруг почувствовала, что на меня снизошло нечто странное.
Покой. За всей этой яростью был глубочайший покой. За всей этой грудой обид была Господня любовь.
Я ощутила, как внутреннее сияние согрело меня, словно Господь мне улыбался, говоря: «Ну вот, ты ведь сейчас чувствуешь себя гораздо лучше?» И я начала смеяться. Бог хотел, чтобы я разгрузила грузовик с мусором, который вела все эти годы. Бог хотел, чтобы так мы стали ближе.
Один иезуитский священник нашел название для этой молитвы. Я познакомилась с отцом Джимом Льюисом в иезуитской обители Пармы. Он был мудрым в своей простоте. Отец Джим сказал мне, что Бог хочет настоящих, искренних, подлинных отношений с нами, такой же открытости и честности, как в крепком браке.
Священник понял это после того, как его перевели на новую службу. Он ненавидел свою новую должность. Попытался проявить святое смирение и покорность, но был несчастен. Пытался молиться с благодарностью, но не чувствовал ее в душе. Пытался изобразить из себя маленького счастливого раба Божия, но это не работало.
Однажды он сломался. Пошел в часовню один, поприветствовал Бога, а потом выругался от всего своего святого сердца. «Проклятье. Проклятье. Проклятье. Проклятье. Проклятье». Вот и все. Он повторял эту молитву каждый день, пока не перестал об этом думать. В один прекрасный день злоба ушла, и появилось место для другого. Для покоя. Лист был чист. Теперь Бог мог писать на нем.
