– Крышка нам. Слышишь, вонючка? – севшим голосом сказал бритый и прикурил третью.
– Это я заметил… – добродушно согласился Сюртуков, совершенно не обижаясь на неблагозвучный эпитет.
– Как думаешь, мы тут задохнемся или с голоду помрем? – Пришелец старался говорить бодро, но от этого только безудержно фальшивил, никак не схватывая нужную тональность.
– Да нет. – Василий отрицательно покачал кудлатой головой. – Позавчера ремонтники приходили, трубы, говорили, менять будут… Так что через неделю нас по-всякому выпустят…
– Тогда еще пойдет. – Бритый успокоился и даже приободрился. – Чью они, интересно, тачку над нами оставили? Жорик за свой джип удавится, а Гаврилин «мерс» на такой постамент не заскочит… Да, достали они меня, ничего не скажешь…
– Никак, деньжат маленько у приятелей увел? – Сюртуков проницательно улыбнулся и, тщательно прикурив, сощурился от попавшего в глаза дыма.
– Не твое дело… – хмуро огрызнулся гость.
– Так-то оно так… – Василий многозначительно вздохнул, – только отныне мы с тобой совсем не те люди, что встретились пять минут назад. Теперь мы один тонущий экипаж. Как на подлодке. Соображаешь?
– Что-то ты замутил, братан…
– Ничего подобного. Вот смотри: ты – принц, я – нищий, а помираем не только одинаково, но и вдобавок рядом. Разве не смешно?
– Тебя что, рикошетом задело? – Гость выпучил туманно-голубые глаза и криво ухмыльнулся. – Развыступался, философ подземный… С каких таких радостей мне должно быть смешно? Что подыхаю медленной и мучительной смертью? Ты говори, да думай, прежде чем сказать…
– Не нравится быть нищим бродягой? – Сюртуков снисходительно улыбнулся. – У тебя, случайно, во внутреннем кармане нет такой плоской оловянной фляжки, как в фильмах про гангстеров показывают? Ну, с чем-нибудь горячительным… А то у меня с самого утра во рту ни капли не было.
– Ты что, совсем охренел? – Гость опешил.
– Нет так нет, – Василий пожал плечами, – я же просто спросил, на всякий случай… Да ты расслабься, присядь вот на стул. Нечего теперь социальным неравенством кичиться. Поздно. И «пушку» свою спрячь пока. Ты дома, здесь тебя обижать некому. Да и не больно хотелось…
Пришелец несколько секунд возмущенно моргал, но потом спрятал оружие и переместился со «стола» на ящик пониже. Он потер толстыми холеными пальцами седеющие виски и тоскливо посмотрел на Сюртукова:
– Я еще выкарабкаюсь. Я еще им покажу, где раки…
– Забудь, – прервал его Василий, – не нужно это тебе. Суть нашей жизни совсем не в этом.
– Если для тебя суть всего мироздания в полной объедков помойке, то это не значит, что мой образ жизни неверен, – обиженно возразил бритый.
Сюртуков оценил неожиданную сложносочиненность выданной гостем фразы и кивнул:
– Любой вариант существования достоин права на жизнь, однако не всем подходит то, что некоторые ценят и почитают как воплощенную свободу. – Василий гордо выпрямился и сверкнул угольками глаз. – Только сейчас речь идет совсем о другом. К каким бы слоям общества ни относил себя человек, его внутренний мир ограничен теми же стенами, что и миры миллиардов других. Стены эти не только гладкие и твердые, они еще и скользкие. И знаешь почему? Да потому, что они не перегораживают вселенную, а смыкаются кольцом вокруг человека. Эти стены образуют колодец его жизни. Человек развивается, растет, ковыряет в стене тоннель, а нужно ему всего лишь посмотреть вверх. И увидеть выход. Потому, что у подобных колодцев нет люков, которые можно было бы прижать колесом машины. А значит, выход всегда там, наверху. Тут, правда, возникает новая проблема – как выбраться, если стены гладкие, скользкие и отвесные? Если честно, я не знаю. А еще я не знаю, стоит ли вообще это делать? Что там, наверху, интересного? Или необычного, чего нет здесь, у нас на дне? Возможно, выбравшись наверх, мы сможем увидеть только множество зияющих дыр других колодцев, и ничего более, а может быть, мы обретем высшее знание. Кто знает? Ты – человек другой, у тебя совсем иная жизнь, но стены те же и просвет лишь вверху.
– А, заканчивай эту ерунду. – Бритый махнул рукой. – Какие, в задницу, просветы, когда на самом деле сверху крышка и бригада со «стволами»?
– Ты не понял метафоры. – Василий между делом налил в грязный жестяной чайник воды из пластмассового ведерка, засыпал горсть подозрительной заварки и погрузил в смесь прикрученное к двум проводкам бритвенное лезвие. Вода почти сразу забурлила, но Сюртуков не торопился вынимать импровизированный нагреватель.
– Смотри, замкнет еще что-нибудь, – гость недовольно покосился на прибор, – спалишь нас с потрохами…
– Ты же настроился на смерть. – Василий взглянул на пришельца с искренним недоумением. – Какая разница, от чего ее принять?
– Совсем мозги пропил? – Бритый начал сердиться. – Чего каркаешь-то?
– Ты непоследователен в своих стремлениях. – Сюртуков укоризненно погрозил корявым пальцем. – Это путь, ведущий к горьким разочарованиям.
– Я жить хочу, – неожиданно признался бритый и шмыгнул крупным носом.
– И я хочу, – ответил Василий, – хотя не всегда понимаю зачем. Вот видишь, насколько мы с тобой похожи. А все воспитание… Росли-то рядом, в одной стране, городе, в одну эпоху… Идеалы, авторитеты, ну и все такое…
– А что авторитеты?
– Да нет, я не о тех, о ком ты подумал, я в прежнем смысле этого слова, в устаревшем…
– А-а, тогда гони дальше…
– Что, так тебе легче?
– Ага. Ни о чем плохом тогда не думается.
– Ну ладно, продолжим…
За приятной беседой прошло больше часа, и красноречие Сюртукова начало иссякать. Он занервничал и принялся негромко покашливать. Ему страшно хотелось выпить, а потому остальные мысли сморщивались и растворялись в подступающей волне желания.
Ко всему прочему, в подземелье стало нестерпимо душно. И Василий, и его гость то и дело поглядывали на недоступные люки, а пару раз, не выдержав, даже пытались открыть тот, к которому вели вбитые в стену скобы технической лестницы.
С течением времени товарищей по несчастью все больше затягивало густое, вязкое отчаяние. Философское спокойствие хозяина улетучилось с последними каплями алкогольных паров. Быть трезвым Сюртукову не нравилось. Бритый, до последнего времени ориентировавшийся на бодрого хозяина, тоже приуныл и, усевшись прямо на пол, уставился в одну точку.
Открывшийся люк вселил в их души двоякие чувства. С одной стороны, страх, что в просвете снова появится зловещий ствол пистолета, а с другой – надежду, что на этот раз все обойдется…
Василий вылез из-под труб и, прищурившись, смело взглянул вверх. Он смотрел против света и потому видел только склонившийся над колодцем длинноволосый силуэт.
– Привет, – звонким девичьим голоском сказал силуэт, – а где Борис?
