Книга Тюремная песнь королевы, страница 37. Автор книги Юлия Андреева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тюремная песнь королевы»

Cтраница 37

Собрав вокруг себя весь свой двор, королева высказала все, что она думала по поводу сочинения Энгебурги, попросив всех без исключения взяться за письменные принадлежности и сочинить песни, истории или куртуазные признания в любви, в которых бы фигурировали сравнения, сходные с теми, что использовала бывшая королева.

Сама же прекрасная Агнесс отправилась в свои комнаты, где переоделась в алое сюрко, подпоясавшись золотым поясом, и возложила на голову подаренный ей на годовщину свадьбы золотой венец, подобный тем, что носили греческие богини. Когда Агнесс вернулась к своим подданным, на ее строгий суд были представлены сразу же несколько творений, из которых королева выбрала три самых лучших и способных впечатлить короля.

К назначенному времени Агнесс подобно главнокомандующему уже выстроила свои войска для проведения поэтического штурма. Как и следовало ожидать, обсуждать творение Энгебурги начали уже за столом. Гости весело швыряли собакам обглоданные кости, разламывали пироги, смакуя между делом пассаж о лилии, которая якобы проросла сквозь тело безумной королевы.

– Еще немного, и она напишет, будто бы зеленые побеги вылезают у нее из ноздрей и ушей. Не удивительно, что король побрезговал такой красоткой! – веселились одни.

– Она говорит, будто бы утратила свет, а меж тем из монастыря не сообщали, что она ослепла. Выходит, Энгебурга просто лжет, пытаясь разжалобить своими историями короля!

Агнесс слушала какое-то время разговоры за столом, в задумчивости извлекая из стоящего перед ней блюда крохотные кусочки мяса и не забывая грациозно облизывать пальцы. Этим жестом она приобрела себе множество горячих поклонников и всегда могла добиться всего чего угодно от обожающего ее монарха.

Заметив, что король уже достаточно поел и выпил, Агнесс махнула в воздухе алым надушенным платком, и в центр зала вышла самая юная и обольстительная из фрейлин королевы, чьи белые кудри опускались ниже спины, а лазурный с жемчугом наряд прекрасно сочетался с ее голубыми глазами.

– Что тебе угодно, милое дитя? – спросил Филипп, вытирая руки о хлебный мякиш. – Может, хочешь выпить со своим королем?

Тут же к девушке потянулись кубки, полные прекрасного каркассонского вина. Поняв, что это может испортить запланированный эффект, Агнесс поднялась со своего места и, обратившись к фрейлине, приказала ей сперва сказать, что та хотела, а уж потом пить.

– Малышка слишком юна и эфемерна. Боюсь, что после такого щедрого угощения она, чего доброго, позабудет то, зачем пришла. И испортит нам все удовольствие, которое мы могли бы получить, выслушав ее, – объяснила она свое нетерпение королю.

Очаровательно краснея, то опуская, то поднимая глаза на своего повелителя, девушка попросила, чтобы ей позволили спеть. В тот же момент к ней подлетел один из придворных трубадуров и, встав на одно колено, начал наигрывать что-то на трехструнной гитаре. Чистый голосок приятно контрастировал с грубоватым убранством зала. Девушка пела о любви, подобной солнцу.

– «Я бедная луговая маргаритка, – звенел чистый словно ручеек голос, – лишь солнца луч коснулся меня, я расцвела и была счастлива. Теперь же, когда солнце покинуло небосвод, – я умираю, оставленная его вниманием. Зачем мне жить, если ушла любовь?»

– Не понимаю, милый, эта была песня цветка или юной девушки? – капризно выпятив губки, поинтересовалась Агнесс у короля.

– Ну что же тут думать, дорогая? – Филипп расплылся в довольной улыбке. Вид юной и очаровательной особы и ее нежный голос растрогали его до глубины души, так что король невольно позабыл на время песенки про королеву и вообще про все на свете. – Было бы, наверное, вульгарно слагать песню о том, что девушка по-настоящему начинает цвести после того, как потеряет невинность. Когда же возлюбленный ушел, не пожелав жениться на ней, она посчитала, что ее жизнь закончилась. Как с уходом с небосвода солнца останавливается или заканчивается жизнь полевого цветка… – Король радостно приветствовал юную певицу, дав ей утолить жажду из его кубка.

Королева довольно улыбалась своей первой победе. Улучив небольшой промежуток между тостами и здравицами, Агнесс во второй раз взмахнула алым платком.

– Позвольте, Ваше Величество, изложить вам один случай, недавно произошедший со мной в моем родовом имении, – перекрикивая других гостей, вступил в поэтический бой большой друг короля барон Франсуа Лавайет. – Вот представьте себе, в одной принадлежащей мне деревне, что возле замка, как-то приметил я голубицу необыкновенной красоты, – он подмигнул Филиппу, и тот весело рассмеялся, предчувствуя пикантную историю, – Приезжал я к ней, моей пташке, аккурат каждый денек, говоря баронессе, будто езжу на охоту. И вот в один, если можно так сказать, прекрасный день прихожу я к дорогому моему сердцу гнезду. А там… – барон обвел присутствующих пылающим взором. – Ядовитый змий! Сосед мой! Не выдержал я такого оскорбления, выхватил из ножен меч и хотел уже сразить супостата, да он, нечистая сила, сиганул в окно. Я к окну. А там колючие кусты. Даже жалко мне стало мерзавца этого. Шипы-то уж больно остры! Ненароком сядешь на такие, неделю потом безлошадным ходи.

А птичку свою после этого я в дальнее имение отвез, в золотую клетку посадил. Псов-церберов приставил охранять. Пусть поет, меня одного радует.

– Не пойму, милый друг, – вновь толкнула короля локтем королева. – В жизни не слыхивала, чтобы барон Лавайет был таким любителем птичек. Подарили бы вы ему наших соловьев. Нам-то что? А человеку можно великую приятность совершить.

– Да не о том ты, Агнесс! – отмахнулся от нее Филипп. – Барон Франсуа Лавайет ведь шутит. А птичка его – это сельская милашка, к которой он от баронессы своей, законной жены, ездил. Змий – другой мужчина, псы-церберы – охрана. А золотая клетка – так это в башню он ее какую-нибудь посадил или в усадьбе своей держит, чтобы опять к ней в постель никто не забрался. Что-то ты сегодня, солнышко мое, не в духе. Может, голова болит? Может, пойдешь ляжешь?

– Спасибо, милый! Непременно ляжем, только вместе, – рассмеялась Агнесс, мысленно поздравляя себя со второй победой.

В третий раз взметнулся алый платок, и пред королем предстал лучший трубадур королевства несравненный Артур де Луз. Пел он о прекрасном плене, куда попал однажды. О рыцаре, имя которого Любовь, и о прекрасной донне, от поцелуя которой с несчастного пленника упали все цепи, оставив на руке лишь крошечное кольцо. Радуясь полученной свободе, трубадур пришпорил коня, тот полетел быстрее ветра. Хотел трубадур избавиться от кольца, но оно вросло ему в палец. Понял тогда певец, что любовь по-прежнему властна над ним, и, совершив несметные подвиги, вернулся к своей жене.

– А в этой песне, любимая, – Филипп придвинулся к королеве, ласково гладя ее золотые локоны, – говорится не о настоящем плене, а о самом сладком и прекрасном – плене любви. И сражен трубадур был не обычным рыцарем, а самой любовью, которой долго перед этим сопротивлялся.

– Как хорошо, мой Филипп, ты понимаешь язык трубадуров, – нежным голосом проворковала королева. – Значит, как я поняла, солнце любви и юная девушка, уподобленная цветку, это тебе и, надеюсь, всем понятно?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация