Но в тот раз, о котором я хотел тебе рассказать, баронессе пришлось защищаться от своих же людей, которые подняли бунт. В это время барон был в Святой земле, и баронессе не оставалось ничего иного, как перебраться в башню, откуда она могла руководить отрядом арбалетчиков. Они отстреливались с крыши, в то время как мятежники пытались поджечь башню. В конце концов на помощь к осаждаемым пришло подкрепление. Так что крепость и особенно башня на самом деле непреступны и весьма крепки.
Энгебурга кивнула, смотря на вздымающуюся к небу громадину.
– Сейчас мы поднимемся туда. – Филипп взял Энгебургу за руку и потащил в башню, разгоняя по пути бестолковую птицу.
Свита осталась дожидаться короля прямо во дворе, не пытаясь ни зайти в замок, ни снять с себя тяжелых доспехов и вооружения, так, словно очень скоро им предстояло отправляться в обратный путь.
Оказавшись на лестнице, Энгебурга попробовала было снова прижаться к Филиппу, но он грубо отстранил ее, велев смотреть под ноги. Ругая себя за несдержанность, королева, понурившись, шла впереди Филиппа, разглядывая серые стены башни, считая ступени и отмечая про себя узкие бойницы.
Когда они оказались на самом верху, Филипп открыл перед Энгебургой дверь в небольшую комнатушку, подтолкнув ее в спину.
– Вот он – твой новый дом.
– Мой дом? – Энгебурга оглядела бедное убранство этой богом забытой клетушки. Узкое ложе с соломенным тюфяком в углу, крошечный столик у окна.
За ее спиной Филипп не трогался с места, не пытался скинуть с себя дорожный плащ, отстегнуть пояс с тяжелым мечом. Догадываясь о случившемся, Энгебурга обернулась к мужу. Ее губы дрожали, из глаз хлынули слезы.
– Ты, ты предал меня?! – В ярости Энгебурга попыталась ударить Филиппа, но он перехватил ее запястья, сжав их наподобие железных кандалов.
– Успокойся и прими свою судьбу, – сообщил он, толкнув королеву на кровать и повернувшись к ней спиной. – Да, я обманул тебя, но это была государственная необходимость. Как король Франции я был обязан снять со своей страны церковное проклятие. А теперь я верну себе свою настоящую королеву и своих детей. Дочь Мари и сына, который еще не появился на свет, но которого я заранее называю Филиппом. Потому что я никогда не переставал любить Агнесс и все, что с нею связано.
– Но если ты будешь встречаться с госпожой фон Меран, Франция снова будет проклята! – задыхалась Энгебурга. – Ничто не помешает Иннокентию III наложить интердикт еще раз, и тогда уже избавиться от него будет куда сложнее!
– Мне придется жить с ней тайно, как с любовницей. По крайней мере, до того времени, пока ты не умрешь, освободив меня от этого брака. Но это плата за счастье, и мы с Агнесс готовы заплатить ее. Ты же останешься навечно в тюрьме Этампа. Я надеюсь, что уже очень скоро ты обрадуешь меня своей кончиной. Прощай!
Не поворачиваясь, он вышел из комнаты.
Глава 54. Замок в Пуасси
О том, что Энгебургу снова предали, Мария де Мариньяк узнала уже на следующий день после состоявшегося Вселенского собора. К замку Сент-Лежер-ан-Ивелин в Пуасси подъехали гонцы, возвестившие о том, что интердикт снят, и король приступил ко второй части плана: увез Энгебургу в одну из отдаленных тюрем, где ее теперь уже не найдут.
Пораженная до глубины души коварством Филиппа, Августа Мария какое-то время собиралась с мыслями. Но в этот момент к дворцу подъехал небольшой отряд, во главе которого Мария увидела своего мужа. Поговорив несколько минут с Анри, баронесса велела ему немедленно предстать перед Агнесс фон Меран и честно и правдиво пересказать ей все, чему он был свидетелем. После чего, подобрав длинные юбки, она стремглав побежала к дожидающейся вестей беременной Агнесс и, рухнув перед ней на колени, со слезами на глазах поведала, что король признал перед папским легатом и кардиналами свой брак с Энгебургой действительным и принародно отрекся от несчастной герцогини.
– Мой муж был там и подтвердит, что король взял королеву на руки, поцеловав ее в губы при всех, после чего они отправились во дворец, где предались безумной страсти.
– Откуда вы, баронесса, можете знать насчет безумной страсти?! – чувствуя, как из-под ее ног уходит земля, из последних сил выдавила из себя Агнесс.
– Об этом пикантном обстоятельстве говорят самые уважаемые люди города, которых король попросил постоять под дверью и послушать, что там будет происходить, – без запинки соврала Мария де Мариньяк. – Должно быть, вы знаете, госпожа, что когда сеньор берет замуж девушку, которая до того была невестой другого или с которой у него был конфликт, он приглашает на первую брачную ночь в спальню гостей, чтобы потом его не обвинили в похищении и насилии. Гости под присягой признают, что все проходило по обоюдному согласию. Об этом говорит теперь уже весь двор! Король и Энгебурга Датская очень счастливы! На улицах праздник! Король признал, что был околдован вами, госпожа, и теперь, когда он увидел свою жену вновь, пелена спала с его глаз, чары разрушились.
Посему вам, госпожа, нужно немедленно бежать от гнева Его Величества, так как очень скоро он пришлет сюда стражу, чтобы кинуть вас в самую ужасную тюрьму, подвергнуть пыткам и сожжению! – все это Мария выпалила в лицо побледневшей герцогини, которая крепилась до последнего, но рухнула в обморок, когда баронесса де Мариньяк упомянула пытки и костер.
Придя в себя, Агнесс спросила, не приехал ли за ней король, и, узнав, что от короля нет никаких вестей, горько рыдала в своей комнате, крича на весь дворец и валяясь на полу, так что лекарь велел привязать ее к кровати, чтобы она не смогла навредить себе и еще не рожденному ребенку.
Чтобы добить ненавистную фон Меран, Мария упросила Агнесс сначала принять ее мужа Анри и приехавшего с ним рыцаря де Фонтенака, которые были на Вселенском соборе, и могли рассказать ей то, чего не знала Мария. Когда простодушный Анри передал ей все, чему был свидетелем, Агнесс вновь потеряла сознание.
Теперь Мария, явившись в комнату лекаря, хладнокровно сообщила тому, что он не уберег Агнесс, герцогиня при смерти и если тот дорожит своей жизнью, ему следует немедленно бежать прочь из замка. Лекарь так и сделал, лишив, таким образом, беременную Агнесс столь необходимой ей медицинской помощи.
Вернувшись к Агнесс и найдя ее начавшей приходить в себя, Мария, не долго думая, спустилась в свою комнату, где дожидался ее Анри. Она велела мужу взять с собой провиант и, отправившись с отрядом на дорогу, ведущую в Пуасси, ждать там в засаде, чтобы ни одна весточка от короля не дошла до несчастной Агнесс. У той должно было сложиться мнение, что король действительно покинул ее.
Впрочем, никаких гонцов и не было, потому как кроме Анри де Мариньяка на дороге в Пуасси посланцев короля ждали шпионы Ватикана, готовые сразу же доложить легату о том, что король Франции изменил данному слову и возобновил встречи с фон Меран.
Понимая это, Филипп решил не приезжать в Сент-Лежер-ан-Ивелин, по крайне мере, до рождения ребенка, надеясь, что пара месяцев окажется достаточно долгим сроком, за который следившие за ним церковники утратят бдительность. Тогда он с Агнесс сумеет наверстать упущенное. Но, к сожалению, не далее как через месяц после Вселенского собора Агнесс раньше времени родила Филиппу сына, после чего со словами «Мой король забыл меня, зачем мне жить?» отошла в мир иной.
