Граф мгновенно вернулся и вопросительно посмотрел на Людовика. Тот жестом подозвал священника и тихим голосом приказал принести его любимую шкатулку. Когда ее подали, Людовик достал оттуда маленький кожаный мешочек и протянул его Жирарду. Граф взял его и с благодарностью поцеловал морщинистую руку названого отца.
– Возьми, мой мальчик, эту вещь. Эту диковинную жемчужину мы хранили более сорока лет. Она сослужила нам добрую службу, укрепив нашу веру, когда открыла свою сущность. Жемчужина эта – символ души, а твоя душа чиста и непорочна. Храни и береги ее.
– О, сир, я не могу, – смутился Жирард. – Мне вполне достаточно вашей любви и доброго отношения.
– Бери, – настаивал король. – Это наш подарок к свадьбе. Передай его своей супруге. Уверен, это самая замечательная девушка во всем королевстве. Другую бы ты и не выбрал. Храните жемчужину и помните о нас. Прощай!
Людовик, изнуренный болезнью и разговором, откинул голову и потерял сознание.
– Граф, вам необходимо отдохнуть, – сказал священник, глядя на осунувшееся лицо Жирарда, не спавшего уже почти трое суток.
– Я не могу оставить короля, – возразил Жирард.
– Это уже семейное дело, граф, – ответил священник. – Король вряд ли доживет до утра.
– Тогда я позову Пьера и Филиппа.
– Идите, сын мой. Да благословит вас Господь, – осенив его крестным знамением, отозвался священник.
Удрученный печальным прогнозом, Жирард выполнил просьбу священника. Сыновья Людовика, несмотря на недомогание, поспешили в шатер отца, а Жирард с тяжелым сердцем направился к своей палатке. Не снимая одеяний, он прилег на ложе и задумался. Хотя он сильно устал, но тревожные, тягостные мысли не давали ему заснуть. Что теперь будет? Как долго продлится поход? Что предпримет Филипп? Завершит ли он дело отца? И каким образом теперь будут складываться его и без того сложные отношения с новым королем? Но эти мысли не так уж сильно тревожили графа. В конце концов, Филипп и Жирард, хотя и постоянно враждовали между собой, всегда были сходны в основном: они одинаково любили Францию и оба были готовы отдать жизни за истинную веру. Больше его тревожило отсутствие герцога де Карруаза со своим войском. Почему он так и не присоединился к ним? Что такого могло произойти в замке, что заставило бы герцога, верного подданного короля, изменить данному слову? Лежа в шатре, граф размышлял: узнает ли он когда-нибудь ответ на этот вопрос или его поразит болезнь, как и многих других, и он закончит свои дни в этой недружелюбной пустыне?
Возможно, если бы граф де Сен-Мор был провидцем, он ужаснулся бы, узнав, какие суровые испытания ждут его впереди, но то ли к счастью, то ли к несчастью, Жирард был обычным человеком, а простым смертным будущее неведомо. Поэтому, немного успокоившись и убедив себя в том, что герцога задержали либо погода, либо сложности, связанные с необходимостью переправить войска через море, он задремал…
Сколько Жирард проспал, он не знал. Но внезапно какой-то внутренний толчок заставил его проснуться и открыть глаза. Он встал и вышел из палатки. Был предрассветный час. На необъятном черном небе виднелись огромные звезды. Казалось, они находятся так близко, что стоит немного подняться ввысь, и они тут же окажутся на ладони. На востоке небо уже окрасилось в розовый цвет, а над самым горизонтом сияла великолепная утренняя звезда. Взглянув на шатер короля, Жирард заметил какое-то движение и поспешил туда. Но он не был единственным, кто торопился к шатру. Многие, услышав о тяжелом состоянии короля, пожелали узнать новости из первых рук. Жирард едва успел протолкнуться к входу, как полы шатра приподнялись, и оттуда вышли священник и сопровождавшие его сыновья Людовика, Пьер и Филипп. Вскинув руки вверх, священник произнес:
– Король умер!.. Да здравствует король!
При этих словах все воины креста, находившиеся возле шатра, в том числе и Жирард, встали на одно колено и, приложив правую руку к сердцу, склонили головы. Филипп, преодолевая слабость от болезненного состояния и после бессонной ночи, горделиво и величественно окинул взглядом воинов, преклонивших перед ним колена. В этот самый момент к шатру приблизился крестоносец, охранявший один из форпостов лагеря.
– Я с донесением к Его Величеству, – торжественно произнес он, поклонившись.
– Ты можешь говорить нам, – властным голосом ответил Филипп, смерив крестоносца суровым взглядом.
– У меня личное донесение к…
– Теперь мы отвечаем за процветание нашего королевства, а также за жизнь и смерть наших подданных, – высокомерно заявил Филипп.
Крестоносец недоуменно оглянулся. Но вид людей, склонившихся перед Филиппом, ответил на его немой вопрос: перед ним стоял новый король Франции!
– О, сир, простите меня, – преклонив колено, виновато произнес воин. – Я не знал…
– Встань, – сменил гнев на милость новоиспеченный король, – и сообщи нам твою новость.
– Ваше Величество, прибыл король Карл Сицилийский!
Глава 17
Долг повелевает нам делать то, что справедливо и честно, и запрещает делать то, что несправедливо и нечестно.
Так уж случилось, что появление Карла, короля Обеих Сицилий, и его войска пришлось именно на тот час, когда душа благочестивого короля Людовика вознеслась к небесам. Была ли эта задержка вызвана злым умыслом или роковой случайностью, теперь уже никто не узнает. Однако смерть Людовика IX в корне изменила характер этого крестового похода. Ни Филипп III, принявший, несмотря на всеобщую глубокую скорбь по почившему королю, присягу от вождей и воинов, ни прибывший король Карл не обладали настолько глубоким религиозным чувством, чтобы идея освобождения Гроба Господня властвовала над их расчетливыми и холодными умами. Все их дальнейшие действия были продиктованы военными и политическими мотивами.
Магометане, узнав о смерти врага, за голову которого была назначена баснословная награда, возликовали. Их набеги стали еще увереннее и отчаяннее. Подоспевшее войско во главе с султаном Бейбарсом всячески способствовало этому.
С ожесточением и порой с безрассудной смелостью Карл Сицилийский и Филипп принимали вызов и не только отбивали атаки сарацинов, но и обращали неверных в бегство. Наконец, заняв тунисские воды и полностью отрезав город, франки сомкнули кольцо вокруг укрепленных стен, лишив жителей не только продовольствия, но и помощи со стороны. Правитель Туниса, осознав нависшую над ним угрозу, отправил посла к крестоносцам, снабдив его не только посланием, но и щедрыми подарками.
Это произошло через несколько недель после смерти Людовика IX, которого через семнадцать лет после его кончины причислили к лику Святых…
– Посол эмира и падишаха Туниса! – объявил воин, вошедший в шатер, где у франков происходил совет.
– Неужели эмир решил передать нам ключи от города? – расхохотался сорокатрехлетний Карл Сицилийский, который после прибытия в лагерь взял командование походом на себя.
