Слишком больно, но необходимо избавиться от чувства сейчас (пока оно не овладело мною полностью), чтобы жить дальше. Я сделала свой выбор.
Вырвавшись из плена чувств, поспешила домой, к Люку. Он, наверное, с ума сходит, а я тут… Вина от содеянного захлестнула меня. Что я ему скажу? Как оправдаюсь перед тем, кто дороже всего на свете?
Эти мысли подхлестывали меня, подгоняя к лачуге, ставшей за время пребывания тут – родным домом.
Глава 15
Набегу я придумывала разные варианты оправдания. Впорхнула бабочкой в дверь и замерла на пороге. Люка не было.
Роки рылся в углу, а дом – пустой и одинокий – приветствовал меня остывшим очагом и серым листом бумаги на столе.
Я замерла, боялась пошевелиться, страшилась того, что могла прочесть. Письмо. Оно адресовано мне… Оно пугало тем, что есть.
Люк, зачем?! Слезы прыснули сами, а сердце сжалось комочком в груди… Что он придумал, пока меня не было? Почему не дал возможность объясниться? Почему?
Пересиливая себя, я подошла к столу, взяла лист. Аккуратным убористым почерком (словно это писала школьница, а не Фаре) ровные ряды строчек сообщали мне о том, что я снова одинока. За что?
Люк, ты все не так понял! Совсем. Я вернулась, чтобы жить с тобой, а ты ушел, чтобы освободить меня от обязательств. Все решил сам и даже не спросил: хочу ли я? Могу ли? Кто для меня дорог и любим?
Нечестно и так больно! БОЛЬНО!
Обхватив себя руками, села на пол и зарыдала в бессилии от свалившихся на голову обстоятельств. Я предполагала все, что угодно, но только не это.
Люк ушел, чтобы не мешать мне строить жизнь с тем господином. Он увидел меня с Бюсси на набережной и посчитал, что я достойна другой, более счастливой жизни. Глупец! Ведь я была счастлива с ним! Только с ним ощутила свою жизнь и нужной, и полезной.
Что же теперь делать? Что?
Мой друг оставил холщовый мешочек, в котором кроме золотых монет, оказалось жемчужное ожерелье. Люк написал, что он хранил это на черный день, из старых не использованных сбережений. Я его свет и теперь у него не будет черных дней, а мне должно пригодиться для новой жизни. Дурачок! Какой же он дурачок! Бросил меня, откупившись, и не подумал о том, что никакие деньги на свете не заменят тепло человеческих отношений.
Я спрятала украшение и деньги в глубоком кармане на поясе моего платья, размазывая слезы по щекам, поднялась с пола, опираясь на стол руками.
Прорыдавшись, умылась холодной водой. Затем, нашла в кухонном шкафу початую бутылку местной настойки. Что-то вроде самогона и браги в одном флаконе, её я использовала для растирания Фаре во время его болезни. Впервые в жизни решила напиться до беспамятства, чтобы заглушить хотя бы на время боль души. Жидкости в бутылке осталось немного, но мне хватило.
Отпила из бутылки несколько глотков. Жгучий, обжигающий напиток мгновенно растекся по всему телу, ударил в голову, замутил сознание. Больше не отдавала себе отчета в том, что делаю. Хотелось умереть, исчезнуть, раствориться за гранью реальности. Я не могла вернуться домой, но здесь у меня больше не было сил, чтобы оставаться. Напиток принес забытье, вернее отключение от сознания, причем – полное…
Думала, что станет легче…
Не стало.
Утром голова раскололась о трель телефонного звонка.
Попробовала встать. Ноги не слушались, дрожали, будто я просидела голодом неделю, не меньше. Голова, казалось, разделилась на несколько половинок, которые жили отдельно друг от друга. Кое-как собрала себя по кусочкам. Встала и направилась урезонить телефон, который, думалось, вот-вот разорвется на части.
– Алло!
– Катька! Ну, слава Богу! Хотела уже к тебе ехать! Ты чего так долго не подходила? – услышала я Наткин голос, который врезался в сознание дополнительной болью, принося мучение воспаленным мозгам.
– Тсс! Ты чего так кричишь?
– Я-то? Да не кричу я! Ты что забыла, мы же сегодня собирались на пляж?!
– Да? А какой сегодня день?
– Во даешь! Суббота. Ты там чего, загуляла что-ли? Смотри у меня! Чтобы через пятнадцать минут была готова. Я выезжаю!
С Наткой спорить бессмысленно, поэтому я не стала упираться и поползла в ванную – приводить себя в божий вид.
Словно дежавю проплыло где-то на загривках сознания мое отображение в зеркале. Бледная, зеленая муха – по имени Катя.
– Здрасте! Неприятно познакомиться! – похихикала себе и показала язык.
Что было со мной до звонка подруги, я не помнила напрочь, будто меня вынули из действительности, а потом через время поместили обратно, притом совершенно забыли сообщить, что я успела натворить за время отсутствия.
Кое-как справившись с внешними проблемами, смогла, наконец, прийти в себя с помощью чашечки кофе и небольшого бутерброда с сыром. Мой крыс на все мои призывы – выйти к завтраку отказался. Искать его не было никакого желания.
Захочет поесть – найдет, решила я, положив несколько кусочков сыра к нему в миску у плиты. Налила в блюдце свежей водички и поспешила открыть дверь, в которую, скорее всего (судя по времени), трезвонила Натка.
– Ну, что, подруга? Выглядишь ты не лучшим образом, но ребята уже ждут внизу. Так что поехали! По дороге расскажешь про свои коллизии.
Поехали не на пляж, как собирались вначале (погода портилась на глазах, вместо солнца – хмурые тучи), а решили устроить небольшой пикник с палатками и созерцанием природы в нескольких километрах от Москвы.
Изливать душу я не стала, ни к чему, не на исповеди же. Конечно, Натка старалась растормошить меня, но это было очень непросто, поскольку головная боль не отпускала ни на минуту.
– Кать, что ты вчера пила, и по какому поводу? – спросил Усачков с серьезной миной, он тоже почему-то ехал с нами. Хотя мне было почти все равно с кем и куда ехать, себячувствие на тот момент оставляло желать лучшего.
– Прости, Костик, не помню, честно, – постаралась выдавить из себя какую-никакую улыбку.
Ребята балагурили и шутили все дорогу, а я думала только о том, когда же, наконец, мы приедем на «природу».
Через полтора часа мучения все же закончились. Вывалившись на свежий воздух из душной девятки и разминая конечности, я подумала, что жизнь – прекрасна и удивительна, не смотря на все навешанные на её хрупкие плечи, проблемы.
– Класс, правда? – обхватила меня Натка и, прижавшись, развернула к реке, которая широкой полосой огибала выбранный нами участок суши, – пойдем, искупаемся!
Нехотя я пошла за ней. По вьющейся под ногами тропинке спустились к небольшому усыпанному желтым песком почти пустому берегу. Кроме двух парнишек, удивших рыбу и какого-то дядьки, степенно плавающего в стороне, никого не было.
Присела на валун и сняла туфли, в них набрался песок, подвернула джинсы:
