Через несколько минут битвы – мне стало не просто жарко. По спине бежали дорожки пота, лоб взмок, рубашка противно прилипла к телу, затрудняя движения.
– Антуан! Вы убиты! – выкрикнул Жан-Антуан. – Давайте, друг мой, еще раз с самого начала! Ну же! От этого зависит ваша жизнь!
И снова … и снова… и снова.
Шико был неутомим. У меня же от непривычки рука уже еле держала шпагу, а ноги заплетались сами собой. Через некоторое время они отказались меня держать и я свалилась в траву под ироничный смех моего господина.
– О, друг мой! Теперь вы не жалуетесь на холод?! Сколько раз вы убиты?
В ответ подняла левую руку с растопыренными в сторону пальцами, глубоко заглатывая воздух. Расстегнула несколько пуговиц на камзоле, освобождая дыхание и вытирая рукавом пот с мокрого лба, села, обернувшись к шуту.
– Пять? Всего-то! В позицию! В фехтовании имеют значение три вещи: прежде всего – голова, а затем руки и ноги. Используйте голову, Антуан! ГОЛОВУ!
– Понятно, господин Шико. Знать бы еще, как именно её использовать.
Жан рассмеялся моей шутке. Я поднялась, прищурившись на солнце, которое стояло высоко и порой слишком не милосердно слепило, мешая неопытному бойцу в моем лице. Пытка началась заново. В руках Шико шпага танцевала, выделывая невероятные «па».
Я думала, что до самой ночи придется потеть, как в сауне, увертываясь от натиска моего учителя фехтования.
Неожиданно за спиной раздался удивленно-обрадованный низкий голос, доносившийся, словно из бочки.
– Господин Шико! Вот вы где прячетесь? А я ищу вас повсюду!
Я обернулась и увидела перед собой круглого человека, он и впрямь напоминал бочку, поверх которой натянули монашескую рясу. За пухлыми щеками прятались маленькие бегающие глазки, которые с любопытством уставились на меня.
– Брат Горанфло! – обрадовался господин д' Анжлер, неведомо откуда взявшемуся монаху.
Я же в свою очередь была довольна тем, что можно хоть немного передохнуть.
Шико обнял друга и, похлопав его по пивному животику, представил мне:
– Антуан, знакомьтесь: это самое большое и ненасытное чрево во всем Париже! А его хозяина зовут – брат Горанфло! Самый верный и преданный слуга Господень!
Монах от этих слов зарделся и засмущался, опуская долу глазки, будто застенчивая барышня.
– Ну, что вы! Господин де Шико! Что вы говорите!
– Правду! И только – правду! Ну, и зачем ты меня искал, куманек?
– Я?
– Ну, не я же?
– А, да! Я искал! Искал и наконец-то вас нашел! – заулыбался монах самой искренней улыбкой на свете. Он, правда, был очень рад встрече. Вспоминая его книжный прототип, я подумала, что, скорее всего, этот человек хочет, чтобы его пригласили отобедать. Время как раз немного перевалило за полдень, о чем известил недавний бой городских часов. Да и мне, если уж быть до конца честной, очень хотелось есть.
– Зачем?
– Чтобы сказать… как же я рад вас видеть, дорогой господин Шико!
Монах юлил, никак не осмеливаясь заговорить об истинной причине своих поисков. Нервно поглаживая живот, он то и дело бросал заискивающий взгляд на господина Шико. Тот же делал вид, что ничего не понимает. Видимо он хотел услышать от Горанфло – лично, что тот попросту хочет кушать, а потому и ищет себе возможный кошелек.
– И я рад тебя видеть, друг мой! Вот только мы с господином де Шнур, заняты наиважнейшим делом. И никак не можем сейчас от него отвлекаться.
– Ни… никак?!
– Нет.
Мне стало жаль монаха… и я решила помочь бедняге.
– Господин де Шико!
– Да? – он хитро вскинул взгляд в мою сторону.
Видимо, догадался, что хочу сказать и просто наслаждался моментом игры в благодетеля.
– А вы не думаете, что время обеда уже должно бы наступить. Быть может, прервемся… ненадолго? Совсем чуть-чуть? – улыбнулась краем губ, и Шико понял, что я в игре. Он подмигнул мне, поглядывая в строну удаляющегося Горанфло.
Монах остановился на полпути и весь насторожился, явно прислушиваясь к нашему разговору. Вся его неуклюжая фигура говорила о том, что он собран и очень внимателен.
– Ну что вы, господин де Шнур! Как можно?! Неужели чревоугодие превыше столь важного занятия, которое …
– Но, – прервала я шута и продолжила, – если мое бренное тело не смогут держать ноги по причине голода, то все усилия напрасны.
– Да-да! Да! – очень шустро вмешался в разговор Горанфло, едва не вызвав у меня истерический смех, – Господин де Шнур сразу видно – умный человек и говорит очень правильно. Голод – это грех!
Я отвернулась, еле сдерживая себя.
– Ну, а как же пост? Это же тоже, своего рода, голод, – возразил Жан-Антуан, усмехаясь.
Монах, опасаясь, что его обед может сорваться, с энтузиазмом продолжил развевать сомнения Шико:
– Пост – это другое!
– Другое?!
– Да! Другое! Нельзя, господин де Шико, злоупотреблять и усердствовать в голоде. Никак нельзя! Это же вред для сосуда души! В Писании сказано: всяк приносящий вред сосуду души – грешен и карается гневом Божьим!
– Ладно-ладно, сдаюсь! И где же вы хотите отобедать, мой необъемный сосуд души?
– Господин де Шико! Вот, чем больше сосуд, тем больше душа в нем! – воскликнул довольный монах, похлопывая себя по животу в предвкушении весьма нескромного обеда, не подозревая о нашем сговоре.
– Идемте, куманек! Заполним ваш сосуд обедом! – подмигнув мне, улыбнулся Шико, надевая камзол и подбирая с земли плащ.
– Ну вот! Совсем другое дело! Вы же знаете, как я вас люблю! – залебезил монах.
– Знаю, знаю! Ты же неустанно молишься за спасение моей души, не так ли?
– Так! Так! Господин Шико!
Мне было все равно куда идти, лишь бы перекусить и немного отдохнуть. Упражнения изрядно утомили. С непривычки правая рука, казалось, хотела жить сама по себе.
Пока я отряхивала плащ, друзья уже сговорились о месте, им оказалась таверна недалеко от аббатства Святой Женевьевы.
Отобедав, я поспешила удалиться, а монах и шут продолжили начатое пиршество.
Вернувшись к себе в комнату, во дворец, я первым делом велела слуге (у меня теперь имелся) принести горячей воды и полотенце с мылом. Очень хотелось освежиться. Запах пота и усталость мышц, после усиленной тренировки, можно было снять только водой. Поблагодарив слугу за расторопность, закрыла за ним дверь на засов и стянула надоевший парик, выпуская спутавшиеся локоны на свободу. Встряхнула головой, отклеила усы, бородку и с наслаждением занялась собственной гигиеной.
Роки с интересом наблюдал за мной, забравшись на тумбу, смешно водил носиком.
