Потому и двинулся по внутреннему тоннелю, перпендикулярному к стене. Он резко, под наклоном пошел вверх и через сорок метров вывел меня к глухой с виду двери, сделанной из толстенных брусьев. Да еще и окованных полосками железа. Аккуратно присмотревшись к самой двери и глянув сквозь нее, понял две вещи: с той стороны дверь заперта на три массивных стальных запора, и древесина, хоть и выглядит окаменевшей, на самом деле давно превратилась в труху. Достаточно было пнуть преграду, как она рухнула, осыпаясь грудой пыли и кусками ржавого железа. Несколько полосок осталось висеть на петлях, один засов не упал, но пройти мне это не помешало.
Осматриваясь по сторонам, я вышел в холл городского здания. Вот там уже было на что посмотреть, и я уже частично понимал суть произошедшей здесь когда-то трагедии.
Живших здесь существ поразила некая эпидемия. Или скоротечный мор. Возможно, что именно зеленоватое мерцание стало причиной уничтожения всего живого. Но умирали горожане не сразу, а в течение нескольких часов. Потому что первых умерших их живые соплеменники еще как-то складывали у стен, накрывали саванами, возможно, что и хоронили где-то или кремировали. А вот последние тела самых стойких уже лежали где придется. Кто сбоку от двери, кто возле окна, а парочка – за столом, в последние минуты жизни эти двое еще пытались что-то писать в развернутых толстенных тетрадях.
Чудо, что рухнувшая от моего удара дверь не потревожила иные деревянные предметы мебели в холле. Те же лавки и стол оставались окаменевшими, но готовы были рассыпаться вместе с телами и почти почерневшими тетрадками. Так что я рядом со столом старался шумно не дышать, присматриваясь к еле видимым буквам. При желании можно было разобрать то, что не прикрывалось руками или головой. Буквы оказались для меня филькиной грамотой, но весьма похожей на иероглифы мира Габраччи. Вроде бы тот самый язык, похожий на «иранский», который прекрасно понимают «карапузы». Если они будут здесь, то обязательно прочтут эти строки, и нам станет понятно, что здесь случилось.
Да и сомнений не вызывало: в иных зданиях умирающие тоже умели писать. Так что причину своей гибели описали конкретно, оставляя предупреждения для потомков и гостей этого мира. Судя по всему, озверения, бешенства или страшной паники в своих рядах горожане не допустили. Даже предвидя свою собственную гибель, убирали умерших с улиц, напрочь закрывали наружные двери на засовы и последние крохи сил тратили не на бессмысленные стенания или попытки рвать на себе волосы, а для составления завещаний.
Подобное поведение вызывало законное уважение.
Ну и отдельного описания следовало удостоить самих жителей. Рост – не выше ста шестидесяти сантиметров. Одежды разнообразные по стилю, с виду тусклые, но, скорей всего, самых разных когда-то расцветок. Оружия не видно. Даже простых ножей в данном холле не заметил. Волосы сохранились почти у всех, хотя тоже, наверное, они рассыплются в пыль от прикосновения: наблюдалась вся цветовая гамма от блондинов до брюнетов. Но почти у всех мертвяков, что мужских, что женских, волосы имелись длинные и сильно вьющиеся.
На этом описания, пригодные для обычных людей, заканчивались. И как начать систематизировать увиденное, я понятия не имел. Хотя одно короткое слово, которое я уже применил в этом мире, так и напрашивалось в виде основной классификации: «пупс». Иначе говоря, все местные жители походили на игрушечных пупсов. Такие же дутые фигурки, пышные ручки и ножки, детские мордашки и довольно большие, словно игрушечные, глаза. И только присмотревшись, удавалось отличить старых особей от молодых по количеству морщинок на лицах, общей дряблости кожи и по явно седым прядям в волосах. Да с цветом кожи не удавалось разобраться. Она у них была серого цвета, цвета праха, но на нескольких настенных фресках кожа местных жителей имела ярко выраженный желтый цвет. Не такой, как у азиатов Земли, а ближе к яркому, к апельсиновому.
Теперь бы только понять, разобраться, что здесь случилось в древности. И не грозит ли то же самое несчастье мне и моим друзьям.
Но в любом случае, чем больше я рассматривал, тем больше, несмотря на свершившуюся здесь трагедию, восхищался величием и разнообразием вселенных: «Мамочки родные! Сколько всего в неизмеримых пространствах!.. Вот даже сподобился побывать в мире Пупсов. Или как его назвать? Наверняка он имел, а то и до сих пор имеет свое имя… Но ладно, пусть пока будет миром Оранжевых Пупсов».
К сожалению, времени себе на восторги, ахи и охи я мог отвести ничтожный минимум. Следовало срочно искать портал, затем выяснять степень опасности для всего живого при нахождении в этом зеленоватом мерцании, а уже потом думать, как провести свою команду в город. Именно в таком порядке, и никак иначе. Хоть и очень хотелось, чтобы с первого часа рядом был Найденов, помогая и в поиске, и в разгадке здешней трагедии.
Вторым планом шел поиск питьевой воды и пищи. У меня с собой имелось несколько полосок вяленого кроличьего мяса, а вот фляга смущала своей полной пустотой. Если я здесь ничего путного не отыщу, то как бы не пришлось возвращаться в лес. Срочно, пока не ослаб. Также на второй план выходил желательный поиск лаборатории или местного научного центра. Но именно на второй.
Так что пришлось начинать, как и полагается при подобной разведке. Вначале обежал здание снизу доверху, сравнительно досконально исследовав помещения. Четырнадцать этажей, здание не жилое, скорей всего, казенное. Потому что кроватей почти не было, а вот столов, шкафов, стульев и явно канцелярской мебели – полным-полно. Кухня – на каждом этаже. Водопровод – в наличии, хоть воды и нет. Большой плюсик: трубы не оловянные, а медные.
Канализация и санузлы – превосходные. Освещение электрическое. Правда, лампы, абажуры и люстры – слишком гротескные, тяжелые и аляповатые, это наталкивало на мысль, что все сопутствующие электроосвещению детали – самые примитивные.
На дом имелось два лифта для пассажиров и один грузовой. Они выглядели как продукт земных инженеров середины двадцатого века. Ковры и ковровые дорожки отсутствовали, паркет – тоже. Только каменное покрытие. Остекление окон – из отличного стекла высшего качества. Ну и последняя деталь: в чиновничьих кабинетах – ни одного трупа.
Следовательно – точно казенное учреждение. Все успели разойтись умирать по домам. Или смогли эвакуироваться из города.
«И вообще, с чего это я решил, что горожане вымерли? – подумал я, выбираясь на улицу. – Вдруг они в подавляющем большинстве сбежали отсюда?»
Ради проверки снес еще несколько входных дверей, качественно когда-то запертых изнутри. Увы, везде одна и та же картина: уложенные под стенками трупы, ну и последние умершие – в самых различных местах и позах. Видимо, до последней минуты соблюдались некие строгие правила или законы военного времени.
Двигался я по спонтанно созданному маршруту: первое здание – башня Пупс – большой дворец (один из шести) – здания, расположенные квадратом, во дворе которых водохранилища. Авось успею все обойти да выяснить, прежде чем начну загибаться от жажды и голода.
Вход в башню перекрывался не в пример солиднее. Стальная дверь – почти без следов коррозии. Мои залихватские удары ногами оказались ей как слону дробина, а магические силы тратить не хотелось. Зато сообразил подняться по декоративно выложенному углу к окнам третьего этажа. Удар кулаком превратил в труху деревянные рамы, а выпавшее стекло, с противным скрежетом разбившееся о камни улицы, нарушило покой умершего города.
