– Стоять! Команда мародерничать не поступала!
Найденов заволновался по иной причине:
– Мне это все напоминает атомный реактор…
– А где ты его мог видеть? – не поверил я. – Вроде в вашем цирке простые дизеля для выработки тока использовались, и клоуны на них молились, как папуасы на первую лампочку…
– Ты не смейся, а лучше радиационный фон проверь. Или не умеешь?
– Я обычный экселенс, Иггельд, Наездник, но никак не дозиметр. И как, ты себе представляешь, я могу что-то измерить, если это никогда не щупал, не видел и не слышал?
– Тогда Эулесту попроси, ее ничего тут не берет. Или вон Цилхи, она разные свечения не хуже тебя наблюдает.
Мы оба уставились на девушек, которые уже стояли возле нас. Младшая только пожала в недоумении плечиками – ничего, мол, не чувствую. Зато старшая ткнула пальчиком на рассыпавшийся по мостовой хлам и обломки:
– Вон там… Что-то пульсирует красным цветом.
– Вот молодец девка! Экселенса уделала!
Под эти Ленины возгласы одобрения я внимательно присмотрелся к груде изогнутых трубок из металла, никак не подверженного ржавчине. Не удивлюсь, если они из титана. Из того же металла там виднелись и смятые сеточки, которыми все эти трубки и прочие детали крепились друг к другу. И вот внутри наибольшего переплетения этих сеточек и просматривался тот самый излучающий затухающую пульсацию предмет.
Форма – параллелепипед. Стороны – примерно тридцать, двенадцать и восемь сантиметров. Вполне похож на строительный блок с пустотами, которые делают из цемента, но цвет грязно-коричневый, да и сделан вроде как из нескольких слоев.
Пока я осторожно забирался внутрь и присматривался, пульсация прекратилась. Вполне мог быть предмет неким индикатором зарядки здешнего аккумулятора или еще какого источника энергии. Не обрати на него Эулеста сразу внимания, мы бы его так и проворонили. Но теперь, четко рассмотрев предмет в ажурном плетении, я до него добрался, а потом и поволок всю кучу наружу. Там и рассмотрел окончательно.
Блок оказался в центре плетения, но вот прикасались к нему настолько тоненькие нити металла, что сразу и рассмотреть их казалось сложно. Зато благодаря именно деликатному креплению мне удалось вырвать предмет на свет божий, приложив немало физических усилий. А потом я надолго замер, тупо разглядывая странную находку. И долго сам не мог понять, что меня в нем настолько заинтересовало? И что он мне отдаленно напоминает? Что-то крутилось в голове, причем касающееся событий совсем недавних, а вот припомнить конкретно никак не получалось.
Но недаром говорится, что одна голова – хорошо, а две – полный гербарий.
Найденов и трогать не стал блок, а вот конкретную подсказку сразу выдал:
– Не о такой ли штуковине речь шла у измененных? Ты еще отдал заказ на что-то подобное в иных мирах, при будущем обмене через терминал торговых порталов. Называется…
– «Слойпять»! – дошло до меня наконец-то. – Артефакт из пяти слоев разноцветного янтаря, собирающий энергию. Величиной – с кирпич.
– Ну? Оно? Та самая слойпятка?
– Мм… Слишком уж громадный кирпич получается… Таким мамонта убить можно! И слои тут вроде как не разноцветные, а просто покрашенные, а потом склеенные…
– Подумаешь, – фыркал друг с пренебрежением, – напутали что-то историки да приврали знатоки легенд, вот некие детали и поменялись. Но суть-то осталась? А?
– Как тебе сказать… Энергии в этом блоке – ни полпроцента.
– Смотри по факту и делай выводы. Аккумулятор на машине тоже умирает порой окончательно и бесповоротно? – Мой кивок его обрадовал. – Вот видишь! И здесь то же самое: выкидывай этот кирпич и побежали рассматривать значки порталов. Нам еще в лес возвращаться, за улитками гоняться… Сам ведь предупреждал, что торопиться надо.
Мне ничего не оставалось, как кивнуть и устремиться в сторону ближайшей причальной башни. Но слойпятку я не бросил, так и держал ее пока в руках. Интуиция шептала, что эта штуковина мне еще пригодится.
Глава двадцать шестая. Непредсказуемая трагедия
Первая башня дала нам четыре новых рисунка. Со второй – начались совпадения. Третья и четвертая – четыре значка были идентичны значкам на первой. Ни один новый символ не был опознан исконными обитателями Габраччи, да и нам, землянам, ничего не говорил. Многоугольнички, закорючки, крестики-нолики и в трех случаях (помимо веточки) некое изображение.
Одно – морда ящера, идентичная с мордой местных разумных тираннозавров. Второе – контуры бокала или рюмки. Ну и третий – этакая морда животного, больше всего сходная с мордой верблюда. Причем имелось там же еще и два крючка, сходных по контуру с барханами. То есть мир Пустынь.
– Если еще и верблюды есть разумные, то я себя стану чувствовать ущербным, – горевал Леня при обсуждении, начатом во время пути «домой», в лес. – Неужели получается, что не человек – венец природы?
– Радуйся и не страдай комплексом неполноценности, – утешал я его. – В любом случае ты выше всех разумных, потому что умеешь их смешить. – Как по мне, то выше и значимее клоуна в развитой цивилизации – нет никого.
– Утешаешь или издеваешься?
– Твердо в это верю!
– Да? – посмеивался Найденов. – А на каком месте тогда в твоей структуре экселенс?
– На третьем. После клоуна и писателя-сатирика, который пишет смешные репризы, басни, пародии и юморески.
– О как! – не на шутку озадачился мой друг. После чего с придыханием и воодушевлением, продолжил: – А я-то в последнее время все мечтаю сыграть роли Отелло, Гамлета или короля Лира. Мне все кажется, что только в глубоко трагедийных ролях может раскрыться истинный талант актера и артиста.
– Ну и зря кажется, – фыркнул я с нескрываемым презрением. – Конечно, не могу похвастать примерно-показательным уровнем своего искусствоведческого образования, но ни капельки не сомневаюсь: умение смешить – это высшее, что есть в искусстве.
Великий маэстро никак не хотел со мной соглашаться:
– Не в обиду, Борь, но это в тебе говорит молодость. А общественное мнение – иное, как раз подтверждающее точку зрения о несомненном приоритете драматических актеров.
– И я тебе объясню, почему так происходит! – загорелся я тоже не на шутку, пытаясь доказать свою правоту. – Кто формирует данное общественное мнение? Старые малоподвижные мизантропы и очерствевшие душой стариканы, которые просто разучились смеяться. Они не занимаются сексом, перестают понимать шутки, в каждом встречном пытаются высмотреть лишь самое плохое и негативное. И для них пустить слезу – вполне естественное состояние. Потому что смеяться толком они уже не могут и не умеют.
– Ха! А молодежь…
– Именно она… Ее мнение и значит что-то в определении приоритета в таких сферах искусства, как театр, литература, кино, цирк или эстрада. Они молоды, они радуются каждому новому дню, они не задумываются о смерти, и только они могут без присущей старикам меланхолии оценить перлы забористого юмора.
