Золото, которое наемники не успели перетащить – то есть около половины всей добычи, – было оставлено в фургонах, и все грузчики бросились за оборонительные укрепления. Кто-то принялся спешно облачаться в доспехи, поскольку ему было неудобно носить в них ящики, кто-то справлял малую нужду, остальные разбирали щиты и копья и влезали на повозки. Тенты с них были сняты, и высокие борта повозок, что закрывали наемников от стрел при штурме Годжи, вновь служили им защитой. Только на сей раз не отдельно, а вместе с повозками. Которые, будучи составленными в круг, образовали невысокую крепостную стену диаметром порядка двадцати шагов.
Кусачую Стерву также зарядили и высунули между повозок, разве только ей предстояло сделать не больше одного выстрела. По крайней мере, надежды на второй почти не было. Пока ее снова взведут, криджи успеют окружить отряд, и стрелкам из баллисты станет не до нее. В это время наемникам предстояло воевать луками и копьями, не давая стае перелезть через повозки. Чьи борта вдобавок нарастили щитами, для которых там имелись специальные крепления.
Десять наемников включая Ярбора Трескучего остались в крепости, готовые убивать монстров, что прорвут оборону. Трескучего не возмущало то, что его не пустили на передовой рубеж. Все равно, орудовать секирой на повозке гиганту было тесновато – того и гляди, зарубит невзначай кого-то из своих. А здесь он ощущал себя прямо как на гладиаторской арене. Разве что зрители стояли к нему спинами и им было недосуг следить за представлением. Кроме тех, кто тоже находился внутри круга: меня, Гириуса, Аррода, сира Ульбаха и помощников Ярбора. Ну и еще лошадей, хотя их подвиги Трескучего явно не восхитят.
Все верно: Баррелия среди нас не было. Он тоже стоял на одной из повозок, держа в руке копье. Для хромоногого такая «стоячая» работа была сподручнее, чем та, что предстояла Трескучему. Потому что при прорыве тварей гиганту придется изрядно побегать. Особенно, если те прорвутся сразу с нескольких направлений.
Когда криджи показались-таки на горизонте, отряд был готов к отражению атаки. Однако твари не бросились на нас тотчас же, а остановились вдалеке и стали наблюдать за нами, издавая свои мерзкие звуки. Сколько их было, я не мог сосчитать даже приблизительно. Все, что я видел, это ощетинившуюся костяными наростами, бледно-серую массу. Она копошилась среди деревьев и по неясной причине не желала течь дальше.
– О чем они там завывают? – спросил у ван Бьера Шемниц. – Может ли такое быть, что они увидели… в смысле учуяли нашу оборону, сообразили, что она крепка, и отказались от своих намерений?
– История не помнит случаев, сир, чтобы стая криджей вдруг пошла на попятную, – помотал головой кригариец. – Особенно стая, которая отправилась на большую охоту. Скорее всего, они дожидаются темноты – времени, когда мы станем наиболее беззащитными, а они, напротив, обретут полную силу.
– А огонь? Он их не остановит?
– В том-то и дело, что у криджей нет глаз, которые можно ослепить, – напомнил Баррелий. – А жар их не пугает – живя рядом с гномьими печами, они к нему привычны. Если не возражаете, я попробую еще раз поговорить с криджами, пока они мешкают. Не о мире, конечно же – теперь о нем можно забыть навсегда. Но, вероятно, мне удастся их припугнуть или взбесить, и они нападут на нас сейчас, пока еще светло, а не в темноте.
– Делай, что считаешь нужным, кригариец, – махнул рукой сир Ульбах. – Так или иначе, отступать поздно. Если они надумают взять нас измором, ничем хорошим для нас это не кончится.
Томительное ожидание под выкрики ван Бьера и ответные крики монстров затянулось. Впрочем, угрожать им оказалось бесполезно, как ни надрывал монах свою глотку. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что криджи ждут наступления сумерек. И что наша защита их, похоже, совсем не пугает.
Топлива мы набрали много. Но для создания огневого заслона вокруг всего укрепления его все равно не хватило бы. Поэтому командиры решили использовать костры для освещения, а не для обороны – лишь тогда дров должно было хватить до утра… Правда, при условии, что мы до него доживем. Каким бы надежным ни выглядело наше укрепление, это были не крепостные стены, а обычные повозки, сокрушить которые тварям было под силу.
Наступившая ночь полностью скрыла от нас вражью стаю. Но мы продолжали ее слышать, и не упустили момент, когда она наконец-то ринулась в атаку. К ее воплям теперь добавились топот и хруст веток. А также стук костяных наростов на лапах криджей – шум, которым они, по всей видимости, тоже хотели нас устрашить.
В ином месте наемники встретили бы их залпом огненных стрел, но в Скорбящем лесу это было недопустимо. Загоревшись, ядовитые деревья убьют нас своим дымом быстрее, чем твари. Тем более, что ветер к тому же дул с их стороны. Поэтому лучники выпустили во мрак рой обычных стрел, пускай те и не причиняли криджам серьезного вреда. Ну и ладно. Даже если стрелы лишь попортят им шкуру, это тоже неплохо. Любой нанесенный врагу урон будет нелишним. И легкораненый кридж уже не сможет драться наравне с другими собратьями.
Лучники сделали еще два залпа прежде чем криджи нахлынули на нас из мрака, и я очутился в центре безумного вихря, в какой моментально превратилась эта битва. Вихрь этот безостановочно грохотал, завывал и вопил на все лады. А также разбрызгивал повсюду кровь – красную человеческую и серую, что текла в жилах монстров. Хотя ночью и та, и та казалась мне почти одного цвета.
Трудно было молча взирать на весь этот ужас, и я тоже орал от страха. Правда, мой голос тонул в общем реве, и мне не удавалось расслышать даже самого себя.
Стая врезалась в повозки, словно приливная волна, и те накренились. Но все же не опрокинулись. Вернее, опрокинулись бы, не подопри их наемники срубленными в лесу, толстыми сучьями. С грохотом шарахнула Кусачая Стерва. Судя по раздавшемуся затем чавкающему звуку, ее ядро ударило в гущу вражеских тел. Только заряжать ее снова стрелкам было некогда. Они схватили копья и стали бить ими тварей, что рвались в брешь между повозками, откуда торчала баллиста. Она и сама являлась хорошей затычкой, но криджи пытались перелезть через нее, пока не напоролись на копья. Чьи наконечники, хвала Громовержцу, протыкали их шкуры лучше стрел, и глубоко входили в плоть монстров.
Не пробив с разбегу брешь в нашей обороне, стая обтекла ее и принялась набрасываться на повозки. Те затрещали и заходили ходуном. В этом криджам помогали зазубрины на наростах, которыми они цеплялись за борта. А, зацепившись, лезли вверх чуть ли не наперегонки, прямо по головам собратьев.
Ни порядка, ни тактики в их атаке не было в помине. Но это не давало нам особого преимущества. Наш враг брал числом, напором, силой и свирепостью. К тому же он был напрочь лишен чувства самосохранения, чего нельзя сказать о нас. В отряде собрались люди неробкого десятка – я, разумеется, не в счет, – но на лицах каждого наемника читалась не только ярость, но и страх. Даже на татуированной роже Ярбора играли желваки – так сильно он стискивал свои могучие челюсти.
Колоть тварей копьями и мечами надо было не переставая, ибо на месте мертвого врага сразу объявлялся живой. Удары, наносимые их костяными наростами, были сокрушительными. Приняв такой на щит, можно было запросто сломать себе руку или вывихнуть плечо. Но щиты у наемников были закреплены на повозках, а сами они предпочитали держать оружие в обеих руках. Затем чтобы чудовища не выбили у них из рук копья. И чтобы эти копья можно было вонзать в чудовищ как можно глубже.
