– Вы задали сложный богословский вопрос, сир, – поморщился курсор. – Нельзя умертвить детей, чтобы ваша душа осталась потом абсолютно чистой. Но если вы предадите их скорой и наименее болезненной смерти, Громовержец на Пламенном Суде вам это зачтет. К тому же вы отправите ему не просто души, а две чистые, непорочные души, которым не уготованы Гномьи печи и вечные муки.
– Хм… – Шемниц поморщился. – Как-то меня это слабо утешает. Ну хорошо, а если ребенок погибает от силы Громовержца? Какова тогда его ждет посмертная участь?
– Тут дела обстоят иначе. Души убитых силой Громовержца детей не просто попадают в его чертоги, но и становятся святыми… Постойте-ка! – Глаза Гириуса испуганно расширились. – Не хотите ли вы сказать, что я должен… должен э-э-э…
– Вы знаете, святой сир, что я солдат. И мне претит убивать стариков, женщин и детей, – ответил полковник. – Но раз уж это необходимо, я хочу, чтобы и пацан, и девчонка остались после смерти в выигрыше. Так что да, вы меня правильно поняли. Сейчас вы возьмете блитц-жезл и превратите их обоих в святых. Это наилучший выход и для них, и для нас. Или вы со мной не согласны?
– Но э-э-э… – продолжал мямлить заклинатель молний. – Как бы правильнее сказать… Боюсь, я не готов для такой работы. Одно дело, когда дети погибают от молнии случайно. Но вы предлагаете невозможное! Должен напомнить, что я по-прежнему курсор Громовержца. И это накладывает на меня ряд обязательств перед богом, которые…
– Да полноте, – перебил его сир Ульбах. – Кому еще, как не вам это поручить? Ведь вас бог простит гораздо охотнее, тем более, что это будет первое ваше детоубийство.
У меня комок подкатил к горлу и по телу пробежал озноб, когда я понял, что эти двое вовсе не шутят. Мне бы стоило упасть полковнику в ноги и слезно умолять его о пощаде, но я не мог проронить ни звука. Насколько была испугана Ойла, трудно сказать. Но спесь с нее сошла, а лицо вместо гнева выражало теперь неуверенность и обиду.
Столпившиеся вокруг наемники не вступались за нас, хотя у многих из них наверняка были дети. Взывать к их милосердию тоже являлось бессмысленно. Мы собирались вторгнуться в лагерь с враждебными намерениями и могли даже кого-то убить, а эти люди такое с рук не спускают. Все они терпеливо ожидали, чем закончится разговор Шемница и Гириуса, и не собирались пропускать зрелище, когда последний зажарит нас молнией.
– Эй вы там! Я тоже вас отлично слышу, полковник! – долетел до нас голос Баррелия. – Так вот, должен вас предупредить: убив этих детей, вы допустите серьезную ошибку.
– Почему ты решил, что твое мнение здесь кого-то интересует, кригариец? – отозвался сир Ульбах.
– Потому что вы расчетливый человек, – пояснил ван Бьер, – и не упустите выгоду. Тем более, когда она сама идет к вам в руки.
– И что я выгадаю, оставив в живых этих мерзких крысенышей? – осведомился Шемниц. – Ну кроме твоей благодарности, от которой мне ни жарко, ни холодно.
– Возможно, куда больше, чем вы намерены получить за мою голову. Все зависит от того, ищет или нет Капитул сына покойного гранд-канцлера Дорхейвена, убитого прошлым летом. Не знаю, как вы, но святой сир Гириус, я уверен, понимает, о чем я говорю.
– Лишь в общих чертах, – ответил курсор после того, как на него обратились взоры Шемница и наемников. – Полгода назад Капитул Дорхейвена в самом деле разыскивал сына тамошнего градоправителя и объявлял за него награду. Но потом началась война, меня и многих моих братьев отправили в легионы, и я не знаю, чем закончилась та история.
– А она еще не закончилась, – уточнил ван Бьер. – Мальчишка, который болтался со мной все это время, и которого вы опрометчиво собираетесь сжечь, и есть беглый отпрыск гранд-канцлера Гилберта. Я тайком вывел его той ночью из дворца. И пообещал приглядывать за ним, пока мы не отыщем другую его родню. И раз уж он сглупил и позволил вам себя поймать, знайте, что для вас он не менее ценен, чем я.
– Так, ладно. – Сир Ульбах озадаченно почесал в затылке. – Аррод, велите вашим людям привести сюда кригарийца. Надо разобраться, правду он толкует или нет.
Пока Энца и Кирса возились с пленником, я стал центром общего внимания. Не болтайся моя жизнь на волоске, я счел бы забавным, что в кои-то веки вызвал к себе чей-то интерес. Наемники, что прежде не знали моего имени и награждали меня подзатыльниками, таращились на меня так, как смотрят на старый кувшин, в котором вдруг обнаружились золотые монеты. Даже Ярбор не сводил с меня своего тяжелого взора, хотя раньше я был для него пустым местом. Да и Ойла, несмотря на испуг, посматривала в мою сторону так, словно мы с нею были незнакомы.
– Твой друг поведал очень любопытную историю, – наконец-то заговорил со мной Шемниц. – Но даже если он сказал правду и ты действительно сын гранд-канцлера, я все равно не виду причин сохранять тебе жизнь. Ты был нужен Капитулу Дорхейвена. А в чем твоя ценность для курсоров Промонтории?
– В том, что она не воюет с Дорхейвеном, – ответил вместо меня Баррелий, приближаясь к нам под звон своих кандальных цепей. – Нынче этим городом заправляет не Торговый совет, а тамошний Капитул, и курсоры Фенуи могут преподнести ему ценный подарок. В обмен на снижение пошлин, к примеру. Или на другое послабление, которое они не выпросили бы у Торгового совета. Поверьте, Шемниц: если в Фенуе вы намерены дружить не только с купцами, но и с заклинателями молний, Шон станет вашим ценным вложением в эту дружбу.
– Твое желание сохранить ему жизнь мне понятно, – кивнул полковник. – Но как мы узнаем, что этот парень и вправду отпрыск самого гранд-канцлера?
– Да жапросто! – подал голос Бурдюк. – Два года нажад я работал на одну шишку иж Торгового шовета. И Шон наверняка должен ее жнать. А ну-ка шкажи, пацан, кто живет на юге Дорхейвена в шамом богатом дворце?
– Самый богатый дворец там занимает посольство Канафира, – уточнил я. – А на кого вы работали, я не знаю. В южной части города жили три члена Торгового совета.
– Я работал на шамого толштого иж них, – ответил Аррод. – Напомни, как бишь его жвали.
– Самого толстого? – Я задумался. Я знал всего двух худых членов Торгового совета, и оба они проживали в других местах. – Наверное, это сир Хрис Коллтроп, хозяин золотоносных приисков в Гиремейских горах. Он был настолько толст, что у него во дворце имелись особые слуги, помогавшие ему взбираться по лестницам. И вряд ли вам понравилось на него работать, ведь в Дорхейвене он был самым известным скрягой.
– Хо-хо-хо! – рассмеялся Бурдюк. – Что верно, то верно! Этот мешок ш дерьмом так и не выплатил мне целиком обещанную награду, жакопай его Гном!
– И не выплатит, – огорчил я его. – После гибели моего отца Капитул обвинил сира Коллтропа и еще четверых членов совета в заговоре. И через неделю казнил их, хотя вряд ли они были в чем-то виновны.
– Виновен Коллтроп или нет, туда ему и дорога, – махнул рукой главарь. И повернувшись к Шемницу, подытожил: – Мальчишка говорит правду и про канафиршкое пошольштво, и про жадную тварь иж Торгового шовета… Не жнаю, как вы, а я бы поверил кригарийцу.
