– Вот что бывает, когда нанимаешь лучших из лучших наемников! – всплеснул руками сир Ульбах. – Треклятые принципы – никуда от них не деться! Эх, надо было нанять головорезов подешевле! Они бы уж точно не озадачивались вопросами чести, сидя верхом на горе золота!.. Попомните мои слова, ребята: нельзя играть в такие игры с кригарийцами! А особенно в игры с оружием! Ядовитую змею надо сразу бить по голове палкой, а не дразнить ее этой самой палкой.
– Игра с оружием в кругу для поединков – честная игра! – возразил Ярбор. – Самая честная из всех игр в мире! Никаких кинжалов, стрел и удавок! Только благородное оружие и чистая ярость! Именно так, как я люблю!
– Ладно, вот что я вам предложу, – вновь заговорил Аррод, отказавшись вступать в этот спор. – Победит кригариец – они с шопляком могут уйти. Но мы имеем право на мешть. И отправим жа ними погоню, как только вжойдет шолнце. Так что ешли до рашшвета кригариец и пацан не убегут… проштите, не ухромают далеко, горе им – догоним и убьем обоих. Ухромают – что ж, им повежло. Долго ишкать их нам будет некогда.
– Мы не успеем пересечь за ночь долину, – покачал головой Баррелий. – Дай нам время до завтрашнего обеда. Или хотя бы одну лошадь на двоих.
– Нет. Только до рашшвета и никаких лошадей, – отрезал главарь. – Хотите жить – шевелите ногами. Жато, ешли ты падешь в поединке, я отпущу Шона с миром. Клянушь тебе в этом перед швоими бойцами.
– Иными словами, ты даруешь мне за победу зыбкую надежду, а за проигрыш – твердое утешение?
– Пожалуй, что так. Точнее не шкажешь. И это мое пошледнее шлово, имей в виду.
– Хм, дай-ка сообразить, что почем… – Ван Бьер сжал в задумчивости губы и потупился. Впрочем, размышлял он недолго: – Мне не нравится то, что ты сказал. Но более справедливого предложения я от тебя все равно не дождусь, поэтому согласен на такое.
– Жначит, по рукам? – Бурдюк протянул ему левую руку, так как на сломанную правую Догги накладывал ему лубки.
– По рукам, – кивнул Баррелий. И на глазах сорока с лишним свидетелей скрепил договор рукопожатием. Не столь крепким, каким он «обменялся» с главарем, когда отбирал у него нож, и Аррод явно обрадовался, что его вторая рука осталась целой.
– Да и еще кое-что, – добавил кригариец и указал на Трескучего. – В вещах, которые вы у меня отобрали, есть перстень. Я редко носил его, потому что боялся потерять спьяну. Но он понадобится тебе, Ярбор, если кто-то из моих братьев найдет тебя и потребует доказать, что ты бился со мной и одержал победу. Народная молва и толпа свидетелей дело хорошее, но первой нельзя верить, а вторые не всегда будут рядом. Но то колечко избавит тебя от ненужных вопросов. А, возможно, и от ненужного кровопролития.
– Ха! Да я сражусь с любым из твоих братьев, если они откажутся мне верить! – заявил Трескучий. Но к совету Баррелия прислушался и крикнул отряду: – Эй, кто прикарманил цацку, о которой говорит кригариец? Верните ее – по-хорошему прошу!
Вряд ли гиганту доводилось когда-либо просить соратников по-плохому. И злосчастное кольцо было тут же ему отдано.
– Возьми. Оно пока твое. – Ярбор бросил кольцо ван Бьеру. Который, к своему стыду, поздновато среагировал, и оно упало перед ним на землю. Но я пришел ему на выручку и, подобрав перстень, передал его законному владельцу. Так что ему не пришлось ронять достоинство, ползая перед наемниками на коленях.
– Благодарю. Я это ценю. – ответил монах Трескучему, заодно удостоив кивком и меня. После чего надел кольцо на палец.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся Ярбор, оценив неуклюжесть пьяницы презрительной усмешкой. – Все равно скоро я его у тебя заберу. Вместе с пальцем и головой в придачу…
Подготовка к поединку выдалась короткой, но шумной.
Едва была дана отмашка к началу боя, и наемники тотчас образовали круг – не слишком просторный, но такой, где дерущимся можно было развернуться. По правилам такого рода поединков бойцам предстояло сражаться без доспехов и одним видом оружия. Каждый остался при своем: ван Бьер – с трофейным мечом, а Трескучий – со своей секирой. Которая была в его руках столь же быстра, как «эфимец» – в руках кригарийца. Вдобавок Ярбор разделся по пояс, выставив напоказ свои устрашающие шрамы и татуировки. Баррелий, подумав, сделал то же самое. Хотя его кряжистое и лишенное татуировок тело, а также заметное брюшко не производили такого впечатления, как мускулистая, без капли жира, фигура Трескучего.
Глядеть, как Ярбор куражится перед боем, было и жутко, и интересно. Сколько бы он доселе ни унижал ван Бьера, грядущий поединок заставил его поволноваться. И он скрывал волнение под показной яростью: рычал, сверкал глазами, хлестал себя по щекам, бил кулаками себе по торсу, топал ногами, подпрыгивал, дразнил кригарийца угрожающими жестами… Его ближайшие товарищи тоже не молчали. Они подбадривали героя громкими криками, хлопали ему по плечам и бранили монаха, когда Ярбор показывал на него пальцем.
В общем, гигант всячески настраивался на бой. И лично меня его выкрутасы повергали в дрожь.
Да и на Баррелия они, кажется, действовали. В отличие от Трескучего, он хранил спокойствие, но это было не то спокойствие, что я наблюдал у него прежде. Массируя больную ногу, он поглядывал на противника без привычного хладнокровия в глазах, а с плохо скрываемой опаской. Причем и Ярбор и зрители наверняка это видели. И оттого я не мог проводить кригарийца на бой так, как это делали приятели Ярбора. Какое там воодушевление! Я впал в такое беспросветное уныние, что у меня даже не находилось слов просто пожелать Баррелию удачи.
– Ну чего притих? – спросил он, продолжая растирать ногу. – Неужто уже меня похоронил?
– Нет, но… – Я замялся. – Как ты только мог на это согласиться?
– Разве у меня был выбор?… Впрочем, не переживай. Я сделал все, чтобы моя смерть не стала заодно твоей смертью. Аррод пожал мне руку перед всем отрядом. Теперь он не нарушит данное слово и отпустит тебя, если мне не подфартит.
– Да разве я за себя переживаю! – насупился я. – Раньше ты всегда казался мне разумным человеком. А теперь, когда едва стоишь на ногах, вдруг вызываешь на бой лучшего бойца в отряде! Тебе что, и впрямь жить надоело?
– А какого еще бойца прикажешь мне вызывать? – Он грустно улыбнулся. – Не худшего же, в самом деле! За кого ты меня принимаешь? Что наемники подумали бы обо мне, вызови я на бой дрищей вроде Кальхадо или Догги?
– Ты смеешься надо мной или взаправду пропил весь ум и не ведаешь, что творишь? – насупился я.
– Да не будь ты таким мрачным! – Выходило так, что это не я подбадривал Баррелия, а он меня. – Лучше о себе беспокойся. Что ты завтра будешь есть и куда пойдешь, если меня не станет? Советую тебе вернуться к тому завалу на дороге. Его нельзя переехать на повозках, но перебраться через него налегке, уверен, нетрудно. Особенно тебе, молодому и ловкому. А как переберешься, иди прямиком в Феную. Это будет наилучшим выбором, потому что обратную дорогу на север ты не осилишь. Да и незачем тебе туда возвращаться. Там сейчас идет война, а в Фенуе спокойно… Ладно, парень, бывай! Попробую сделать все возможное, чтобы тебе не пришлось убегать в одиночку. Но если все же придется – не поминай лихом. Главное, постарайся, чтобы Большая Небесная Задница не расплющила тебя прежде чем в твоей голове проклюнутся седые волосы! Удачи, напарник!
