Наемники откликнулись одобрительными возгласами. Вот только звучали они не так дружно, как те возгласы страха, которые я недавно слышал. И все же ни я, ни Баррелий не сомневались: никто в отряде не откажется участвовать в завтрашней охоте на нас. Хотя, конечно, втайне все будут надеяться, что мы успеем сбежать или где-нибудь спрятаться.
– Ты и твой шопляк можете идти, – подытожил главарь. – Никто не потревожит ваш до утра – мое шлово! Но только ешли ты вернешь мне меч. Иначе никак.
– Этого условия в нашем договоре не было, – напомнил ван Бьер, но в спор решил не вступать. И, вонзив «эфимца» в землю рядом с отрубленной головой Трескучего, заметил: – Что ж, спасибо и на том. Как бы то ни было, твой меч мне здорово пригодился. А вот пригодится ли он завтра тебе? Подумай над этим хорошенько, пока будешь хоронить своего героя. Он был великим воином и мог бы еще жить да жить, кабы не его безрассудство. А у тебя с рассудком все в порядке, не правда ли? И тебе хочется довезти золото до Фенуи, а не гоняться за мной по окрестностям Азурита… Вот и прислушайся к этому своему желанию, Бурдюк, пока не поздно. Как знать, возможно оно – последняя светлая мысль, которая посетила тебя в жизни…
Глава 22
– Так ты и правда всего лишь притворялся хромым? – задал я Баррелию тот же вопрос, что не давал покоя Бурдюку и Шемницу. – Но зачем? И почему не сказал об этом мне, ведь мы же напарники!
– Потому что ты не умеешь хранить тайны, – ответил Пивной Бочонок. – Ни свои, ни чужие. А особенно такие важные, как эта.
– Кто тебе такое сказал? – обиделся я.
– Не кто, а что. Твоя безусая молодость.
– Ну молод я, и что с того? Да разве я хоть раз тебя подвел?
– Будем считать, что нет. Но это лишь потому что никто пока не развязывал тебе язык, подвешивая тебя на дыбе и поджаривая твои пятки.
– Даже если так, я все равно не выдал бы твои секреты, – заверил я кригарийца. – Ты плохо меня знаешь. Я умею терпеть боль!
– А ты знаешь меня еще хуже, – возразил он. – На дыбе я выдал бы все твои тайны. Да вдобавок наплел бы небылиц, лишь бы только мне перестали причинять боль. Потому что она – не та боль, которую можно вытерпеть. Рано или поздно на дыбе ломаются все, парень. Нет на свете человека, кого бы она не разговорила.
– Но тебя же пытали в подвалах Капитула, – напомнил я. – И ты ничего не сказал тогда курсорам.
– Ха! – Монах всплеснул руками. – Потому и не сказал, что меня арестовали по ложному доносу. И я взаправду ничегошеньки не знал о том, о чем меня спрашивали. Когда курсоры уяснили это, они вышвырнули меня пинком на улицу и все. А если бы я что-то знал, уж я бы запел у них соловьем в тот же день, когда меня загребли…
Огни костров остались позади, но мы продолжали видеть их, потому что деревья в долине росли очень редко. Да и те, что росли, были либо сухими, либо засыхающими. Вот почему Аррод не сомневался в том, что утром он нас настигнет. Здесь действительно было негде спрятаться от отряда преследователей. Также, как убегать от них по бездорожью, было трудно и муторно.
Но тем не менее ван Бьер велел мне сойти с дороги вскоре после того, как мы покинули лагерь. И вот теперь мы сбивали ноги, запинаясь о камни, и рисковали сломать лодыжки, провалившись в ямку или трещину. Разглядеть что-либо в темноте было трудно. Поэтому я шагал по следу монаха, чутью которого доверял больше, даром что сам был моложе и вроде бы глазастее его.
– И все-таки, что это за секрет, Баррелий? – продолжал настаивать я. – Сейчас-то ты можешь мне о нем рассказать.
– Хм… Что за мелкий зануда! – Было ясно, что кригариец не желает со мною общаться. Но, видимо, вспомнив, что завтра нам подавно будет некогда болтать, снизошел-таки до разговора: – Это старая военная уловка, парень – прикинуться больным или калекой, чтобы враг считал тебя слабее, чем ты есть на самом деле. Как видишь, сегодня моя маленькая хитрость спасла нам обоим жизни. Пусть ненадолго, но и то хлеб.
– И когда ты начал притворяться? – не понял я. – Ты же хромал не переставая с тех пор, как сломал в Фирбуре ногу.
– Помнишь, в «Вентуме» я уже начал было ходить ровно, а потом вдруг подвернул больную ногу и опять взялся за костыль? – спросил он. Я угукнул. – Так вот, я тебя обманул – ногу я не подворачивал. А «захромал» снова, потому что генерал Маларий Брасс поручил мне одно задание. Секретное, разумеется.
– Ух ты! – удивился я. – И это задание тоже связано с золотом из банка Марготти?
– Почти угадал, – подтвердил ван Бьер. – Не с золотом, а с полковником Ульбахом Шемницем. Он хороший вояка, но конспиратор из него дерьмовый. Или он где-то проболтался, или его кто-то подслушал, но Брассу донесли, что командир его Шестой когорты втайне связался с Бурдюком. Зачем – генерал этого не выяснил. Но заподозрил, что Шемниц решил провернуть у него за спиной темное дельце. И явно не мелкое, учитывая, кого он пригласил в компаньоны.
– А почему сир Маларий просто не арестовал Ульбаха и не выпытал у него подробности? Разве так было не проще?
– Потому что все темные делишки, которыми легионеры занимаются на войне, касаются трофеев. А Ульбах, судя по его приготовлениям, замахнулся на огромный трофей. Генерал подозревал – и в итоге оказался прав! – что помимо наемников у Шемница есть сообщники в «Вентуме». После его ареста они сразу бы скрылись, и ищи их потом свищи. Полковник же мог соврать на допросе все, что угодно, и отправить Брасса по ложному следу. А тут еще южане стали теснить нас обратно к границе. Нам пришлось отступать, и сиру Маларию стало попросту не до этого.
– И он поручил это дело тебе?
– В точности так, парень. Кому еще он доверял? Много кто в окружении генерала мог быть замешан в авантюре Ульбаха. А я – человек со стороны, которого он сам пригласил в легион. Да к тому же кригариец. И я совершенно точно не стану плести интриги за спиной своего командира. Какую бы добычу ни решил прибрать к рукам полковник, она принадлежала не ему, а тетрарху Эфима. Которому мы с Брассом, в отличие от Шемница, не изменяли.
– И что дальше?
– А дальше я стал приглядывать за Ульбахом, но ему все равно повезло сбежать из «Вентума» незаметно ото всех. Однако к тому времени я успел вычислить одного его сообщника. И решил, что как только сбежит он, так я сразу последую за ним.
– Ты говоришь про святого сира Гириуса?
– Нет. Про Зейна Ринара.
– Ринар? – Я нахмурился. Лишь теперь до меня дошло, что будь отец Ойлы жив, он не стал бы сегодня нашим союзником, а тоже целился бы в нас из лука.
– Ойла ничего не знала о золоте, – заметил Баррелий явно мне в утешение. – Она не врала, когда говорила, что отец едет к Шемницу, который выполняет секретное задание Брасса. Зейн держал дочь в неведении своих истинных планов.
– Также, как ты меня, – буркнул я.
– Также, как я тебя, – согласился Пивной Бочонок. – И я болван едва не упустил и Ринаров, которые сбежали из «Вентума» в ночь перед тем, как мы с тобой проспали отступление легиона. На мое счастье, я предполагал, в какую сторону и по какой дороге отправится Зейн. К тому же его повозка оставляла в грязи приметные следы. А вот то, что по дороге его прикончат фантерии, этого я не ожидал.
