Ты наблюдаешь за ним. У парадного крыльца припаркован его мопед. Блестящий, свежевымытый. Тут тебе в голову приходит идея. Ясная, четкая, продуманная. Как будто ангел Господень дал тебе знак. На следующий день ты возвращаешься и измеряешь высоту его мопеда. Его точные размеры. Ты едешь в город, расположенный по соседству с вашим, и за наличные покупаешь проволоку и гвозди. Ты ждешь, когда Саммер уйдет, а потом вкручиваешь две скобы в гараж на уровне глаз и протягиваешь между ними острую как бритва проволоку. На уровне головы. На солнце она невидима. Почти невидима.
Если верить газетам, когда Саммер свернул с аллеи на своем мопеде, он, должно быть, заметил проволоку в последний момент и успел нагнуть голову. Проволока не убила его, как планировала ты. Она только вырвала ему глаза, что, по большому счету, тоже совсем неплохо. Остаток своей искалеченной жизни он провел в реабилитационных клиниках и умер несколько лет спустя на операционном столе во время рискованной операции, в результате которой зрение его левого глаза должно было частично восстановиться.
Это не ты его убила, это сделал хирург.
Ты живешь еще долго. Выходишь замуж, получаешь образование, открываешь собственное дело. Твоя последняя мысль перед смертью не о детях, которых у тебя двое, и не о любящем муже, и не о том, что любовь побеждает все. И не о твоем детстве, юности или взрослой жизни. Ты не вспоминаешь свои любимые блюда, праздники или людей. Твоя последняя мысль о том, как тебе повезло, что тебе удалось убить Саммера. Это радость, которую должна испытать каждая женщина, — радость от убийства своего насильника.
Майя Анджелу
[18]
: «Я была на кухне горестей и попробовала стряпню изо всех горшков».
Ты: «Я увидела своего насильника и вышибла из него мозги».
Ты умираешь счастливой.
173
Продолжение главы 105
Ты не можешь сделать аборт. Все, что ты можешь, — это проигрывать в сознании то мгновение, когда врач медленно произносит: «Вы беременны». (Яркий свет гаснет до темноты, чернота, занавес.)
Темные комнаты, сообщающиеся с темными комнатами. Все носят тапочки. Тише, она спит. Весь дом находится под водой. Все молчат. Ты спишь, и спишь, и спишь…
Девять месяцев спустя у тебя из живота вытаскивают тощее, вымазанное чем-то красным, черноволосое, орущее нечто. Твоя первая мысль: убейте его. В операционной неловкие улыбки. Сфотографировать его? Господи, кто-нибудь назовите как-нибудь эту проклятую штуковину. Мне наплевать как. Назовите его ребенком насильника.
Ты даешь ему имя Марк. Понятно? Марк. Отметина на бумаге. Отметина на твоем теле. Примечательная ситуация.
Ты одна. Ты и черноволосый ребенок. У тебя не черные волосы. У твоих отца и матери не черные волосы. Ни у кого из твоих знакомых нет черных волос. Этот ребенок любит орать. Этот ребенок не любит спать. «Что ты делаешь с ребенком?» — кричит твоя мама и утаскивает эту штуковину прочь. Он плачет. Это ребенок-монстр. Слыхали о таких? Они умеют зажигать пожары еще до того, как научатся ходить. Они размазывают свое дерьмо, едят свое дерьмо, бьют других детей по лицу, больно кусаются, пихаются, орут, ругаются, мучают животных и так далее… Люди на улице на тебя оглядываются. Плохая мать. В детском отделении перешептываются, когда ты рядом. Во всей истории не было случая, чтобы обвинили ребенка-монстра — во всем обвиняют мать.
И еще эта мысль, что предназначение женщины в том, чтобы рожать детей. Как будто ты какой-то инкубатор, ни на что больше не годный. Если бы только можно было переложить это на них, Господи, тогда мы были бы богоравными хранительницами человечества, а не дойными коровами.
В «Уол-марте» ты покупаешь пистолет. Последний выбор. Здесь нет «Вау гардианз», чтобы остановить тебя. Ты в хорошей компании. Клеопатра, Курт Кобейн, Винсент Ван Гог, Эрнест Хемингуэй, Хантер С. Томпсон, Мэрилин Монро. Ты приносишь пистолет в ванную комнату, ложишься в ванну и заряжаешь его. Холодный курок, черноглазый барабан. Ребенок-монстр орет. Всегда, постоянно орет.
Нажми на курок. Нажми сильнее!
Твои руки опадают.
174
Продолжение главы 107
Ты решаешь выйти замуж за Томпэта, но в то мгновение, когда женщина предпочитает мужчину работе, у нее начинаются неприятности. Начинается головная боль, и боли в спине, и мигрени, и гингивиты. Тело рассылает сигналы бедствия направо и налево, у тебя начинаются сыпь, аллергии и конъюнктивит. Ты позволяешь колечку проскользнуть тебе на палец (бриллианты так могут отвлекать внимание от главного), и у тебя сразу же начинается череда затяжных, выматывающих, таинственных болезней. Слабость, недомогание, легкая лихорадка. Вместе с этим ты прекращаешь рисовать. Ты подолгу спишь, что, в общем-то, хорошо, поскольку Томпэт, как только появляется дома, запирается в своей студии и рисует.
Вы с Томпэтом помолвлены в течение семи лет. За это время он приобретает международную известность как художник, а ты заводишь свое дело: в универмаге стоит твоя тележка с произведениями прикладного искусства. Он чудесный, оплачивает все счета, перевозит тебя в дом получше, у ручья, и покупает подержанный, но прочный «сааб». Потом на свет появляются близнецы Тимоти и Эндрю. Агрессивные, требовательные младенцы, которые начинают кричать сразу же, как только остаются одни, или им дают не тот вид горохового пюре, или не дают игрушку, которую им хочется, или вообще не дают того, что им хочется, а это в каждый отдельно взятый момент может быть что угодно.
Материнство требует куда больше сил, чем когда-либо отнимала живопись, оно требует больше терпения, старания и понимания. Эти дети ужасны. Они работают в команде. Они по очереди сводят тебя с ума, как будто у них сменная работа. Один сознательно срывает защитную сетку с работающего вентилятора и пихает пальцы в лопасти, а другой в это время швыряет всех своих плюшевых зверюшек в горячую ванну, чтобы они «сварились». Иногда тебе хочется их утопить. Один из них обязательно не спит и пищит. Они болеют. Несмотря на то что они постоянно в тепле и чистоте, они подхватывают всевозможные инфекции вплоть до лихорадки Денге. Они дерутся. Они спорят, орут и бьют друг друга кубиками по голове. Они просто притягивают неприятности. Они падают с лестницы, запираются в стиральной машине, а один как-то решил полетать из окна второго этажа как супермен. Ты постоянно торчишь в больнице «скорой помощи», медсестры наверняка считают, что ты их бьешь, а врачи вздыхают и ставят на них все новые и новые заплатки.
Попав в начальную школу, они ведут себя невероятно плохо. Их оставляют после уроков, запрещают посещать занятия, их исключают. Ты пытаешься заниматься с ними дома, а они вламываются в студию Томпэта и устраивают побоище среди красок. Как только ты задремала, они размазали по всему полу египетскую алую, которую Томпэт привез из Франции. Они размахивали его кисточками, как мечами, а тылы прикрывали холстами. Томпэт не может поверить в то, что ты не справляешься с детьми. Он не может представить, насколько это сложно. Он настаивает на том, что ты должна лучше стараться, отказывается давать им любые лекарства, все сильнее и сильнее отстраняется, а потом уходит совсем. Он говорит, что не может выносить их и не может выносить тебя. С его уходом жизнь не сильно меняется. Похоже, что после рождения близнецов он и так нечасто появлялся дома. Он женится на своей бывшей ученице, и прямо перед церемонией близнецы поджигают ленты ее букета.
