– Рыжий, хорош ворочаться! – ворчит Аристарх, к которому жмется Серега. – А то не поход, а групповуха какая-то получается, да еще и голубая.
Рыжий ржет, потом обещает, что как только перевернемся на другой бок, он тоже разрешит Аристарху ворочаться.
– Разыгрались! – это уже Краб. – Вы лучше подумайте, куда нам деваться, когда к цивилизации выйдем.
– Тут все будет зависеть от того, в каком состоянии наши правоохранители найдут Сеню с товарищами. Коли сообщат по ящику, что упал в пропасть автобус с туристами и никто не выжил – шансы есть. А вот если объявят о побеге заключенных и проведении поисковой операции – почти нет.
– Ты, Серега, в корень зришь. Ладно, утро вечера мудренее. Может, удастся мужикам доехать до города и разбежаться. Хоть бы розыск не объявили.
– Кого искать-то? Кто ушел – точно не известно.
– Ну, про то, что наша группа отделилась, менты уже наверняка знают.
– Это да. Может, понадеются, что сами сдохнем?
– Одного из нас они точно знают – меня, – говорю я.
Эта малорадостная мысль создает небольшую паузу в ночной пикировке.
– А ведь и верно, – замечает Краб. – Ты, Гена, самое слабое наше звено. Так что завтра мы тебя съедим. В лучших уголовных традициях, как и положено при побеге. А пока отдыхай. Выспавшиеся мужики – они вкуснее.
– Меня тоже знают, – говорит Рыжий. – Я же мент, капитан уголовного розыска. В Колизей попал, когда расследовал пропажу одного нашего опера. Разрабатывали мы одну мутную точку автосервиса. В принципе, они при теперешнем развитом капитализме все довольно темные, но эта была рекордсменом. Нитки к ней тянулись с разбойных нападений на дальнобойщиков. Кореш мой, летеха, внедрился туда. Да так глубоко, что обратно уже и не вылез. Потом один стукачок слил мне информацию, что кореша на каком-то фургоне в лес вывезли. Нашел я тот фургон, гараж, в котором он стоит. Вырубили меня сзади. Очнулся в каземате, без корок и «макара». А ведь про эту контору, Колизей то есть, слухи у нас давно ходили. Думал, сказки. Мало ли чего люди брешут. А тут, видишь, сам в сказку попал.
– Так, может, ты, бывший мент, и поможешь нам легализоваться?
– Неизвестно, что они с моими корками натворили. Вполне могли кого-нибудь шлепнуть. Скорее всего, гасить нас будут жестко, особо не задумываясь. На всех уровнях. Уж больно история громкая. Оползень и восстание задачу им, конечно, облегчили. Но нашу ватагу отловят обязательно. Хорошо, если просто без вести пропадем. А то еще повесят на нас какое-нибудь грязное дело.
– Неужели никаких завязок нет?
– У мента они есть, пока он при должности и табельном оружии. Из обоймы выпал, и все твои завязки – это пара корешей, которые на земле работают. Да и те под неполным служебным соответствием ходят. А начальство тебя, несмотря на все твои прежние заслуги, легко сдаст, чтобы свой зад прикрыть. Знаешь, как у нас говорили? Лучший сотрудник для начальства – это муравьед с барабаном на шее. Барабан – чтобы на товарищей стучать, а муравьед – чтобы начальство в самую задницу целовать.
– Твои предложения?
Рыжий вздыхает и говорит:
– На дно надо ложиться, доставать новые ксивы и жить по ним. Других вариантов у нас нет.
– Почему нет? – вступает в дискуссию Аристарх. – Организуем бригаду, бандитствовать станем, будем бабки косить. Люди мы резкие, бывалые. Накопим силы, а потом выйдем на этих чертей из Колизея и всех перемочим!
– В таком случае годик мы, пожалуй, протянем. Если будем бандитствовать где-нибудь глубоко в тылу, не выходя во двор. Давайте спать.
– Сайн байна, дедушка!
Старик-тувинец с некоторым недоумением смотрит на Краба, но отвечает в тон:
– Сайн байна. Почему по-монгольски разговариваешь?
– Так я думал, что тувинский и монгольский похожи, – говорит Леха и добродушно, даже чуть виновато улыбается.
Мы стоим у входа в небольшую горную долину, окруженную со всех сторон хребтами. Выше по ущелью виднеются несколько бревенчатых домов и огромная площадка, скорее обозначенная, чем огороженная забором из двух рядов неотесанных жердей, прибитых к невысоким вертикальным стойкам параллельно земле. Снег вокруг в одних местах плотно утоптан, в других – разрыт.
Из тайги, окружающей заимку, выскакивает пара лаек. Псы дружелюбно обнюхивают нас и бегут к домикам.
– Есть похожие слова, – соглашается дед, которого мы встретили на краю леса.
Одет он в длинный тулуп из оленьего меха, на голове круглая островерхая национальная меховая шапка, за плечами двустволка шестнадцатого калибра.
– Не все, конечно, но есть. По-нашему надо «экии» сказать. «Сайн байна» – это монгольский.
– На охоту ходили? – светским тоном поддерживает беседу Леха.
Голос у него искренне заинтересованный. Полное ощущение, что он специально шел сюда за этой важной информацией.
Дед кивает.
– Немного есть.
Из сумки у него выглядывает хвост какого-то мехового трофея.
Лично я вымотан донельзя последним переходом, да и парни выглядят не многим лучше, но Восток – дело тонкое. Здесь не принято быстро переходить к делам. Верно сказал Винни-Пух: «Сразу никто не уходит».
Краб решает, что прелюдия вполне достаточная, и озвучивает основную цель нашего визита:
– Заночевать у вас можно, дедушка? Мы туристы.
– Можно заночевать. – Дед снова кивает. – Пойдем.
От домиков летят уже около десятка лаек. Они закручивают боевую карусель и по очереди нас обнюхивают. Но пахнет от нас привычно, снегом и лесом, и собаки теряют интерес к неожиданным гостям.
Возле домов мы встречаем еще нескольких местных жителей, здороваемся с ними. Странно, оленей нигде не видно.
– А где же ваши олени? – спрашивает Рыжий.
– В горах пасутся. Молодежь пошла, к ночи пригонят.
– Не разбегутся?
Молодой парень улыбается и отвечает:
– Тут хребты кругом, бежать особо некуда. Да и приглядываем мы за ними. Если уйдут, по следам найдем, обратно пригоним.
– Это Каадар, мой внук, – гордо говорит дед. – Он в прошлом году на зоотехника в Красноярске выучился.
– А вы из Красноярска? Как мы на выпускном набухались в «Енисей-батюшке», – пускается парень в приятные воспоминания.
В этом кабаке и я по студенчеству пару раз здорово зависал, о чем и сообщаю ученому внуку для поддержания смычки с местным населением.
– Да, были времена!.. – Каадар мечтательно закатывает раскосые глаза, но дед прерывает его коротким тувинским выражением, которое, судя по интонации, идентично нашему «Соловья баснями не кормят».
Через пару часов мы уже находимся в состоянии легкого нокдауна от тепла, еды и выпитой водки. За длинным дощатым столом сидит все население заимки. Спрашивают нас о том, о сем. Что, мол, на большой земле деется? Если бы мы знали!
