– Держите, барышня.
– Да уж, барышня! – бросил Гончаров, заводя машину. – Когда Борька мне сказал, что пришлет новые материалы, он позабыл сказать, что пришлет их с живым человеком. Я ждал их по почте.
– Ну… он, наверное, просто забыл, – пробормотала Маша с непонятной ей самой враждебностью, испытывая все еще острую неловкость от этого чудовищного поворота событий: Дон Корлеоне на руках нес ее через грязь и усаживал в свою машину. Прямо как в кино про гангстеров. Если так – дальше он должен нацепить ей на руки наручники, привязать к стулу и бить ладонью по лицу. Но он только посматривал на Машу время от времени, оборачиваясь и отвлекаясь от дороги, – строго и как-то озадаченно. Машину он вел лихо, словно знал на этом поле каждую колдобину, каждую рытвину. Через несколько минут его вездеход остановился около здания в сайдинге. Около дома стояло еще несколько машин – преимущественно «Нивы» и какие-то крупные строительные штуковины, назначения которых Маша совсем не знала. Дождь стих так же быстро, как и начался. На улице перед домом сидели и курили рабочие. Первым из машины вышел прораб.
– Чего за адмиральский час, а? Курим? Может, вам и налить?
– Семеныч, мы дождь пережидали.
– Все идут копать, я ясно излагаю? Кабеля привезли?
– Обещали через час. Там пробки, – пробормотал один из рабочих.
– Там правда пробки, – вступилась за него Маша, сама не зная зачем.
– Да мы в курсе, – примирительно бросил ей Николай. – Как вас зовут-то? Маша, кажется?
– Мария Андреевна, – ответила Маша и заставила себя хоть на секунду перестать дрожать и поднять выше нос. И расправить плечи, облепленные мокрым платьем. К черту его! Но тут же согнулась обратно и прижала к себе чертежи. Гончаров усмехнулся.
– В таком случае я – Николай Николаевич. Ну что ж, Мария Андреевна, прошу к нашему шалашу. Надо вас согреть и высушить, не считаете? Хорошая идея?
Маша вышла из машины и подставила лицо выглянувшему из-за туч солнышку. Что за погода, господи! Вот это и нужно знать, когда строишь «Русское раздолье». От нашего раздолья можно ожидать любую подлянку.
Глава седьмая
Кофе без молока
Белый, обитый сайдингом домик смотрелся так странно посреди перекопанного поля – как белый пластырь на изуродованном, израненном теле поверженного бойца. В стройке не было ничего красивого, и Маша невольно поежилась, вспомнив, как медленно подтаскивал маленький трактор срубленные бревна к тлеющим кучам.
– Ну проходите же! – недовольно воскликнул Николай и сощурился, пытаясь распознать скрытый смысл в выражении Машиного лица. Сам он отбросил каску на стол, где лежало еще с десяток таких же. – На вас смотреть больно, с вас вода льется.
– А как же сюда люди будут добираться? – спросила Маша, проходя внутрь аккуратного домика. Деревянные стены наполняли просторное помещение приятным запахом свежеоструганного дерева, дом явно появился тут совсем недавно. Просторный зал еще не был до конца заполнен мебелью, в углу, прислоненные друг к другу, стояли белые рамки для будущих картинок – тех самых картинок, которые уже во второй раз угробила Маша.
Но в этот раз она имела полное право возложить вину за произошедшее на матушку-природу.
– Так, душ, туалет – там! – Гончаров махнул рукой на дверцу под лестницей. – Уж простите, переодеть мне вас не во что, кроме комбинезона.
– Я не… нет, спасибо. Переодевать меня ни во что не надо, – фыркнула Маша. Тоже мне, какой заботливый нашелся!
– Значит, будете ходить мокрой? Давайте я вам хотя бы полотенце дам.
– Зачем? – вытаращилась на него Маша. Гончаров вдруг улыбнулся такой заразительной улыбкой, что для того, чтобы не улыбнуться в ответ, пришлось приложить буквально титанические усилия. Но у нее получилось – каменная физиономия. Молодец! Однако Гончаров только рассмеялся.
– Можете вымыться и выйти к нам, обернутой нашим полотенцем. Уверен, мужики будут просто в восторге! – заявил наглец Гончаров, не сводя глаз с мокрого платья Маши. – Забавно, но так вы будете выглядеть даже приличнее, чем выглядите сейчас.
– Да что вы себе позволяете! – возмутилась Маша, но выхватила полотенце из рук смеющегося Гончарова.
– Высушите хотя бы волосы, – бросил он ей вдогонку, все еще улыбаясь. – А то простудитесь! Значит, вас послали ко мне с презентацией, которая погибла, я так понимаю.
– Флешка, наверное, выжила, – вздохнула Маша, бросив взгляд на испорченную, грязную сумку.
– Интересно, а почему ваш гений от архитектуры не поехал?
– О ком это вы? – нахмурилась Маша.
– У вас что, так много гениев и любителей подражать Европе во всем? – хмыкнул Гончаров.
– Он вовсе и не подражает. У него все проекты – авторские, уникальные. И… и я не понимаю, о ком вы.
– Это я понял, да. – Вот снова эта невыносимая улыбочка. – Вы меня не понимаете, вы его понимаете.
– О чем вы? – покраснела Маша.
– У вас же с ним ВЗАИМОПОНИМАНИЕ! – И Гончаров вытаращил глаза с таким комично-серьезным видом, что Маша чуть было не запустила в него этим самым полотенцем. Да что он вообще о себе вообразил?! Зачем припоминать ей, что присутствовал в то утро при ее разговоре с Робертом? Какое ему дело?
Маша зашла в душевую и захлопнула за собой дверь. Внутри все клокотало от возмущения. И вовсе Роберт не подражает Европе! Скорее, он просто вырос в ее традициях, он учился там, точнее, стажировался. И вообще, чего в этом плохого? Она прислонилась лбом к деревянной стене и закрыла глаза.
– Вы кофе пьете с молоком или без? – крикнул Николай через стенку, и Маша подпрыгнула на месте, так как на секунду ей показалось, что Гончаров тоже тут, в душевой. Стены в пряничном домике были тонкие, а злая ведьма предлагала кофе.
– Я пью чай! – крикнула она в ответ из чистой вредности.
– Значит, будете пить без молока, – весело ответил он. Маша фыркнула, но отвечать не стала. Она включила воду, посмотрела на свое отражение в мутном зеркале над раковиной. Вот ведь – на смерть похожа! Платье грязное, в темных пятнах. Как и ее лицо. Косметика размазалась, волосы слиплись. Она быстро набрала воду в ладошки и принялась умываться. Холодная вода была как горячая: обжигала. Руки дрожали. Она нервничала, и куда больше, чем предполагала! Почему? Впрочем, ничего удивительного. Ведь от этого Дона Корлеоне не знаешь, чего ожидать.
Ремонтно-восстановительные работы позволили Маше вернуть своему облику пристойный вид, хотя платье было уже не спасти. Хорошо, что косметика в сумке не намокла – удалось нарисовать беззаботное выражение лица, которое было совершенно необходимо, если имеешь дело с Гончаровым. Было что-то возмутительное в том, как он вел себя с людьми. Словно привык, что все, всегда и везде будут делать именно то, что он хочет.
Ну уж нет!
