– Ты хочешь, чтобы я остановился? Только скажи, Маша, только скажи.
– Ты хочешь, чтобы я попросила тебя остановиться? – спросила Маша после короткой паузы. Николай пронзил ее долгим внимательным взглядом, а затем улыбнулся.
– А ты умеешь играть по-крупному и всерьез. Нет, Маша, я, конечно, не хочу останавливаться. Единственное, на что меня сейчас хватает, – это не нажать по газам прямо сейчас и не увезти тебя к себе домой. Скажи мне, что ты не возражаешь, и я немедленно это сделаю. И даже не дам тебе обратно надеть твою футболку, так и будешь сидеть рядом со мной, голая и моя. Как тебе такая перспектива?
Все это было сказано совершенно серьезно, но при этом легким, ни к чему не обязывающим тоном, как будто Николай предлагал Маше выпить кофе в соседнем кафе и только интересовался, какой именно кофе она предпочитает. Машино сознание обожгли два слова – «голая» и «моя».
Голая и моя.
Если она захочет, это может случиться. Хочет ли она этого? Может ли она остановиться? Хватит ли у нее сил надеть обратно футболку, выйти из машины и пойти домой, чтобы там, в тишине и относительной темноте, нарушаемой ярким светом фонарей с улицы, думать всю ночь о том, что не произошло? И том, что могло произойти.
– Ты выглядишь так, словно тебя спросили, какую из возможных пыток ты предпочитаешь, – усмехнулся Николай. – Иди ко мне, я тебя согрею, ты дрожишь.
– Я дрожу по другому вопросу, – призналась Маша.
– По какому же?
– Мне страшно, – кивнула она.
– Я тебя пугаю?
– Очень сильно, – призналась она.
– Вот это да! – присвистнул Гончаров. – А я-то, старый дурак, тешу себя надеждой, что нравлюсь тебе.
– Это тоже, – согласилась Маша после некоторых раздумий. – Но…
– Мне никогда не нравилось это треклятое «но», – всплеснул руками Гончаров. – После него обычно я слышу что-то неприятное. Что-то вроде «ты хороший парень, но нам лучше поставить точку прямо тут». Или «у меня есть муж».
– У меня нет мужа! – возмущенно воскликнула Маша.
– Хорошо, «у меня есть Роберт», – нахмурился Гончаров. Дался ей этот Роберт!
– Дело не в этом, – покачала головой Маша.
– Не в этом пижоне с собственными портретами и наградами, развешанными по всему кабинету? – повысил голос Гончаров. Даже не заметив, Николай пришел в бешенство от одной мысли о том, что этот Роберт, возможно – только возможно, – когда-то тоже прикасался своими мерзкими руками к нежным грудкам этой девочки.
– Я просто думаю, что слишком много всего произошло для одного дня! – бросила Маша, оглядываясь вокруг в поисках футболки. Зачем, спрашивается, было приплетать сюда Роберта? Да она о нем даже не вспоминала! Уже две недели, если быть точной, она не думала о нем. Разве что только в контексте «как можно было быть такой дурой».
Но сейчас, глядя на белого от злости Гончарова, Маша задалась вопросом, а не является ли она «такой дурой» прямо сейчас.
– Прости. Прости, Машенька, прости, – покачал головой Гончаров. – Ты, конечно, права. Я гоню лошадей. Да?
– Да, – кивнула Маша твердо, но в душе она была совсем не уверена в том, что готова быть такой правильной. Николай вздохнул, поднял со своих колен Машин бюстгальтер и сам, самолично надел его на нее, нежно застегнув замочек.
– Ты же понимаешь, что, делая это, я разрываю себе сердце на куски? – спросил он наполовину в шутку, наполовину всерьез. – Я бы хотел делать нечто прямо противоположное.
– Ты хотел бы надеть мой лифчик на себя? – спросила Маша, невинно хлопая ресницами. Гончаров расхохотался, а затем бросил ей футболку.
– Надень это, пока я не трахнул тебя прямо в машине. Поедем куда-нибудь, действительно, поужинаем, что ли.
– Я лучше пойду домой, – прошептала Маша, с трудом возвращая ясность мыслей после этой фразы. «Пока я не трахнул тебя прямо в машине». Странно, что такая грубая прямолинейность подействовала на нее как запал на взрывчатку. Каждая клетка ее тела отреагировала на сказанное, и лицо Николая прямо над ней, нависающее, заполняющее весь мир, возникло в ее воображении.
«Сделай это, сделай это прямо сейчас!»
Маша глубоко и ровно дышала, подсчитывая вдохи и выдохи. Раз – два, раз – два. Вдох – выдох. Она еле справилась с футболкой, так дрожали руки. Отчего-то она очень четко понимала, что либо она уйдет сейчас, либо сегодня ей не уйти. У нее оставалось самоконтроля буквально на «понюшку». Гончаров посмотрел на нее так, словно она сделала ему физически больно.
– Как скажешь, принцесса египетская. Только ведь…
– Что? – спросила она резче, чем хотела.
– Это не конец? – пробормотал он тихо, одними губами. Маша растерялась, не зная, что ответить. Она не понимала, начало это или конец и броситься ли ей в эти бурные волны или бежать прочь, как от огня. Что хорошего может выйти из всего этого?
А что плохого?
Маша кивнула, раскрыла дверь и выскользнула на улицу. Шум и суета обрушились на нее так неожиданно, что она растерянно огляделась, пытаясь вспомнить направление.
– Подожди, я хотя бы до дому тебя довезу, Маша! – крикнул Гончаров.
– Я живу за углом. Я дойду быстрее, чем ты заведешь машину, – ответила она.
– Я хочу тебя довезти, – попросил он, но Маша покачала головой. Она развернулась и пошла по улице, затем обернулась и посмотрела на Николая. Он стоял около автомобиля и беспомощно смотрел на Машу.
– Увидимся завтра? – спросила она и тоже почувствовала себя совершенно несчастной.
– Увидимся завтра, – кивнул он, и Маша побрела к дому, с трудом разбирая дорогу. Если бы там было движение, ее бы обязательно сбили, она совсем не смотрела по сторонам. Странное ощущение, когда ты уходишь от человека, рядом с которым ты чувствуешь, словно ты сама – фейерверк. Чем дальше уходишь, чем больше расстояние между вами, тем хуже тебе становится. Словно с каждым шагом ты теряешь что-то очень важное, жизненные силы тают и растворяются, и каждый шаг дается с трудом.
Как Хари в фильме Андрея Тарковского «Солярис». Любимый фильм Машиной мамы, а вот папа всегда считал его тянутым-перетянутым. Сплошное рассусоливание. Маше же всегда казалось невозможным, чтобы между людьми существовала такая могучая связь. Сейчас же она стояла в подъезде и буквально физически не могла заставить себя войти в лифт.
Что, если она его больше никогда не увидит?
От этой шальной мысли хотелось бежать на улицу и ловить его машину. Маша гнала от себя этот морок. Почему это она его больше не увидит? Они увидятся завтра. На работе. Но что, если он потеряет интерес к ней? Вдруг сейчас, по дороге домой, Николай Гончаров придет в себя, оглянется и поймет, что Маша – это просто девчонка из соседнего двора, одна из миллиона, каких много, и он передумает и не будет больше сводить ее с ума, говоря все эти восхитительные вещи.
