Обеспеченная мужем, который был намного ее старше и предусмотрительно застраховал свою жизнь, прежде чем упасть замертво, когда Лотти было всего семь, Грета пристрастилась к гламурному круизному образу жизни: красавцы стюарды в белой униформе, загорелые танцоры, лихие капитаны. В конце концов за одного из последних она вышла замуж во второй раз и начала новую жизнь в Аргентине.
Лотти зажмурила глаза, почувствовав безжалостный укол боли: Рафаэль снова неправильно ее понял. «Ты никогда не хотела меня… Ребенок – единственное, что было тебе нужно». Неужели он правда так думает? Ей и впрямь удалось его одурачить? И если так, то почему ей так грустно от этого?
Сделав глубокий вдох, она откинулась на пуховые подушки и окинула взглядом комнату. Это была та же спальня, что она раньше делила с Рафаэлем – ну, ее половина, во всяком случае. Огромные двустворчатые двери посреди комнаты были сейчас плотно закрыты, олицетворяя собой состояние их брака.
Как бы все сложилось, не потеряй они Серафину? Не будь несчастного случая? Если бы все не пошло под откос? Их дочери сейчас было бы три года, она носилась бы по этому старому мавзолею, вдыхая в него новую жизнь, и, может даже, рядом с ней был бы младший братишка или сестренка.
Но все сложилось так, как сложилось, и ей пришлось вернуться назад в Англию, начать в Лондоне новую жизнь, оставив прошлое позади. Даже если эта новая жизнь подразумевала, что ей придется избегать младенцев во всех их видах – в колясках, в рекламе по телевизору, – и даже отворачиваться от малышей в автобусах, улыбающихся ей беззубой улыбкой через мамино плечо.
Но желание родить ребенка, ребенка от Рафаэля, никогда не покидало ее. И она никогда не забывала о последнем оставшемся эмбрионе. Крошечный сгусток клеток, хранящийся в жидком азоте (все, что осталось от их отношений), навсегда поселился в глубинах ее подсознания. Сколько раз она ловила себя на том, что пытается представить, какой ребенок мог бы у них получиться. И снова, и снова стремительно запихивала эту мысль на задворки сознания, решительно поворачивая ключ в замке.
А сейчас… сейчас у этого эмбриона появился новый шанс. Никогда даже в самых смелых мечтах она не могла представить, что может появиться такая возможность. Безумная, странная, нелепая идея.
Разве нет?
Рафаэль мерил шагами столовую, останавливаясь только затем, чтобы в который раз посмотреть на часы. Где ее носит, черт возьми! Лотти же знает, что ужин накрывают в половине девятого, и опаздывает уже на час. Неужели она специально его раздражает? Полчаса назад он встал из-за стола, чтобы отправиться на поиски, но его внезапно сковал необъяснимый страх. Он шел по коридору, ведущему к ее спальне, уверенный в том, что она уехала – сбежала, как когда-то. Рафаэль громко постучал в дверь, и тридцать секунд тишины, прежде чем он услышал ее шаги в комнате, показались ему вечностью. Но затем дверь открылась, и на пороге – сонная, с всклокоченными волосами – стояла она.
Убедившись, что Лотти не исчезла, он все равно снова почувствовал, как его охватывает ужас. Она попросила дать ей десять минут, чтобы по-быстрому принять душ. По пути в столовую Рафаэль приказал себе успокоиться и не быть идиотом.
Наконец дверь столовой отворилась, и Лотти с виноватым видом влетела в комнату – само раскаяние. Он позвонил в колокольчик, чтобы подавали еду, пока она в воцарившейся холодной тишине усаживалась за стол рядом с ним. Сквозь ресницы он украдкой наблюдал, как Лотти устраивается на стуле, скрещивая под столом свои длинные ноги и раскладывая салфетку на коленях.
Он сел рядом с ней во главе стола, гоня от себя мысли о том, как прелестно она выглядит. Волосы после мытья белокурым облаком обрамляли лицо, делая черты еще тоньше. Лотти сделала пучок и заколола его высоко на макушке. Короткое трикотажное фиолетовое платье обтягивало ее стройную фигурку, каждый изгиб, и от этого зрелища кровь в его жилах побежала быстрее.
Взяв тяжелый хрустальный графин, он начал наполнять бокал Лотти, наблюдая, как ее тонкие пальцы поглаживают ножку фужера. Затем он поднял свой, Лотти сделала то же самое. За что они пьют? Ее невинные голубые глаза безжалостно смотрели на него, и он снова ощутил горечь, которую испытывал с тех самых пор, как она бросила его.
– Твое здоровье.
Не самый лучший тост. Лотти смотрела на лицо Рафаэля поверх бокала. Она понимала, что он злится на нее за опоздание к ужину. Он уже был не в настроении, когда разбудил ее, барабаня в дверь и вопрошая, куда она подевалась. Но ее обещание собраться за десять минут оказалось почти невыполнимым: в битве между страхом, что она заставляет его ждать, и желанием выглядеть хотя бы наполовину прилично победило последнее.
Хотя сейчас она недоумевала, зачем ей это вообще надо. Наспех наведенный марафет померк в угольно-черной туче дурного настроения Рафаэля.
– Да, чин-чин. – Сделав небольшой глоток, Лотти поставила бокал на стол и попыталась выровнять и без того безупречно сложенные приборы. Удастся ли ей справиться с этим испытанием?
Практически сразу же появились двое вышколенных слуг с блюдами под серебряными крышками и принялись расставлять их на столе, что хотя бы отчасти отвлекло ее от мыслей о сидящем рядом сердитом мужчине.
Когда же наконец слуги ушли, Рафаэль подчеркнуто демонстративно подождал, пока она возьмет свои вилку и нож, прежде чем сделать то же самое.
– Надо срочно начать есть, пока еда не испортилась окончательно.
Он и впрямь полон решимости злиться и дальше. Вечер обещает быть ужасным.
Но еда оказалась вкусной, и, сидя рядом с Рафаэлем в этой великолепной зале, потягивая красное вино из древних сводчатых подвалов, Лотти чувствовала, будто перенеслась в прежнюю богатую жизнь, полную привилегий, от которой она так яростно отказалась два года назад. Это мир Рафаэля. И хоть он и не при полном параде сейчас – в джинсах и хлопчатой рубашке с открытым воротом, он выглядит стопроцентным хозяином жизни – стопроцентным графом Монтеррато.
Разговор не клеился. Лотти пыталась поддержать светскую беседу, но ее слова падали на бесплодную почву: Рафаэль, казалось, полностью поглощен трапезой и не расположен обсуждать что-либо, кроме этого. Между тем нерешенные вопросы витали в воздухе как незваные гости. Лотти поймала себя на том, что исподтишка наблюдает за Рафаэлем, за тем, как двигаются его губы, подбородок, сейчас покрытый щетиной, скрывающей синяки, за тем, как темные кудри падают ему на лоб, когда он склоняет голову, и как он откидывает их назад нетерпеливой рукой. В неверном свете стоящих между ними свечей его раны были не так заметны, и он выглядел совсем как старый добрый и невыносимо прекрасный Рафаэль.
Наконец ужин закончился, и Рафаэль предложил переместиться в салон. Лотти последовала за ним через мраморный зал в тепло сравнительно скромной комнаты. Там, на низком столике напротив камина, их ждали кофе и коньяк. Они уселись бок о бок на антикварной софе. Рафаэль хотел было налить ей коньяка, но Лотти отрицательно помотала головой. Алкоголя на сегодня достаточно – она чувствовала, как он разливается по венам, угрожая окончательно одурманить. Вот кофе – гораздо более разумная идея.
