– Нортон, идиот, огонь! – зарычал он уже в полный голос.
Сначала в руке что-то хрустнуло, и кисть вывернулась под нереальным углом. В глазах у майора потемнело от дикой боли. Затем буквально над ухом послышались глухие шлепки, и на шею майору упало несколько капель. Они были крупнее и значительно теплее дождевых, да и не было под куполом никакого дождя. Джемисон поднял мутный взгляд и гримаса боли уступила место гримасе злорадства. Капитан Бубликов еще стоял, но четыре крупных дыры у него в груди не оставляли сомнений – фактически парламентер был уже мертв. Единственное, что смазывало триумфальную картину отмщения – взгляд капитана. Остекленевшие глаза землянина смотрели на корчащегося в грязи Джемисона с презрением, как на мерзкого навозного червя. И уже ничто не могло изменить этого взгляда. Джемисон зашипел, как змея, и со всей силы толкнул капитана. Тело землянина рухнуло навзничь, в грязную лужу. Майора окатило веером мутных брызг. Мясник снова зарычал, тяжело поднялся на ноги и сильно пнул труп десантника, целя окованным носком ботинка ему в лицо. Остановившиеся глаза капитана продолжали издевательски пялиться на Джемисона. Майор пнул снова, затем еще, забрызгивая лицо мертвого врага грязью, и еще, и еще... Когда к месту неудавшихся переговоров подъехала машина Нортона, Джемисон почти закончил. Лейтенант подошел к грязному, окровавленному коменданту и, увидев изуродованный труп, отвернулся, пытаясь скрыть гримасу отвращения.
– Генерал Стивенсон требует вас к себе, господин майор, – глядя в сторону и с трудом подавляя рвотные позывы, сказал Нортон.
– Прикажи открыть наружный купол и вышвырнуть эту падаль! – прохрипел Джемисон и обернулся к позициям землян. – Вот вам ответ, собаки!..
...Когда сержант Одзё принес дурную весть, рядом с Преображенским был только Воротов.
– Ну, Джемисон, сука рыжая, на части порву! – процедил Ярослав сквозь зубы.
– В очередь встань, за старшим по званию, – Павел закрыл лицо руками. – Все я!
– Ты не в ответе за этого ирландского психа, – возразил Воротов. – За него марсиане ответят. Кровью! Взрываем?
– Еще как! К чертовой матери! – Подполковник резко встал. – Пусть сдохнут там все!
– Апостол! – вдруг вышел на связь Гордеев. – Что делают твои минеры на южной окраине форта?
– Уже все сделали, господин генерал. – Голос у Павла чуть дрогнул. – Сейчас взорвем «погремушку» и войдем в Гатлинг.
– Ты меня под трибунал хочешь подвести?! – заорал Гордеев. – Взорвешь «погремуху», я тебя лично расстреляю! Охерели там, на грунте сидючи?! Другого способа нельзя было придумать?!
– Нет другого способа, ваш свет, – угрюмо сказал Преображенский. – Не за сто минут, по крайней мере.
– Командир! – в окоп вдруг съехал Блинов. – Остановите отсчет! Купола мерцают!
– Что делают? – как обычно слегка притормозил Воротов.
– Батальон, на броню! – комбат сразу понял, о чем говорит Блинов. – Граф, прием! Падай на форт! Дави всех! Штурмовики, вперед!
– Мерцают, Слава, значит, отключаются, – пояснил Блинов. – Какая-то проблема с генераторами, видимо.
– Знаю я, что это за проблема. – Воротов радостно рубанул воздух ладонью. – Это Борис Саныч план «Б» до самого штаба прорыл! Жив, значит, подземный народец! Ну, теперь, значит, не пропадет. Мы через пять минут уже в центре форта будем.
– Другое дело, – скрипнул зубами Гордеев. – До инфаркта доведете, вояки.
– Вас доведешь. – Преображенский запрыгнул на броню и пристегнулся. – Я Бублика потерял, ваша светлость. Хотел Стивенсона на испуг взять, а тот Мясника на переговоры послал. Ну и вот...
– Поговорим еще, – мрачно пообещал Гордеев. – А пока ты думай, чтоб никого больше не потерять. На Мяснике не зацикливайся. Время видишь? Сорок минут у тебя на все про все осталось. Вытаскивай из окружения Большого, бери Стивенсона и сразу на орбиту. Не успеете за полчаса – плюйте на генерала и уходите пустыми.
– Да что все-таки там у вас, наверху происходит?! Что за спешка? Одурели все от страха?! – не выдержал Павел. – Виноват, господин генерал, вырвалось. Просто неуютно как-то, будто за спиной заградотряд или надсмотрщики с бичами: не уложишься – засекут насмерть, хоть ты и свой.
– У меня тоже какое-то нехорошее предчувствие, Павел Петрович, – Гордеев на эмоциональный взрыв подчиненного отреагировал спокойно. – Словно какую-то беду вижу на горизонте, а помешать ей не могу.
– А что Овчаренко говорит?
– Ничего не говорит, но мрачный, как снеговая туча. Я его пытался прощупать, но он даже мне ничего не говорит. То ли уже Землю сдали, то ли еще что-то этакое знает, а сказать не может – не пойму. Возможно, какой-то особый приказ ему пришел.
– Надеюсь, не о капитуляции? – Преображенский придержал канал связи с орбитой и включил общий боевой. – Внимание, батальон, минутная готовность! До цели два километра!
– Нет, Павел Петрович, не о капитуляции. Но когда я попытался выпросить у него еще хоть полчаса на твою операцию, он посмотрел на меня так, будто его живьем в гроб кладут, и я тут некстати анекдот решил рассказать. Что-то темное назревает, Апостол. Нехорошее. Так что, не геройствуй, подполковник. Не надо. Вернись вовремя. Это тебе и приказ, и просьба. Честь имею.
Наверное, впервые за всю совместную службу Гордеев разговаривал с «комбатом один» настолько доверительным тоном. И это говорило о многом. В первую очередь о том, что Гордеев не уйдет, пока на борт «Урана» не поднимется последний десантник бригады. Даже в нарушение приказа Овчаренко. А там хоть трибунал, хоть расстрел на месте.
* * *
»Долг, долг, долг. Нет ничего, кроме долга перед Земной Федерацией. А все остальное несущественно. Любое солнце – лишь звезда, а любая планета – просто цель в боевом компьютере. Просто цель. Такая, как этот блин. Неотличимый от полигона.
Еще таблетку. Бодрость! Продирает до костей, какая бодрость и твердость духа! А какая скорость реакции! Так и хочется заложить головокружительный вираж и разойтись в сантиметре с каким-нибудь астероидом. Но нет, нельзя. Прежде всего – долг. Идти в строю скучно, но таков приказ Верховного Главнокомандующего, Президента Земной Федерации господина Огюста Френо. Выполнить его – дело чести и долга... долга... Долго. Еще так долго. Мучительно долго. Целых десять минут: длинных, словно растянутая жвачка, и тяжелых, как гири доисторических часов. Десять минут до выхода из прыжка и четырнадцать до атаки. Идеальный расчет. На пределе возможного, но идеальный. Четырнадцать минут на построение широким фронтом и вход в стратосферу – такого не делал еще никто и никогда. Но никто и никогда еще не был настолько готов выполнить свой долг.
Восемь минут до захода на цель. На цель... черт, как же называется эта планета? Впрочем, какая разница? Планета для выполнения воинского долга, вот ее название. Не имеет значения. Просто – цель. Та, которая оправдывает средства. Вернее, уничтожение которой любыми средствами оправданно. С точки зрения высшего командования. А другой точки зрения и быть не может! Час расплаты близок. Через века, но кара настигнет потомков тех, кто опозорил великую нацию. Они считают себя выше всех? Ну так пусть почувствуют, что такое унижение. Дальний космический бомбер «Марк-3», борт 22, с четырьмя стомегатонными термоядерными ракетами «Кайтен» на борту к вашим услугам, господа внучатые племянники дядюшки Сэма. И еще двадцать четыре таких же бомбера готовы выполнить свой долг перед Федерацией и ее Президентом, Верховным Главнокомандующим Огюстом Френо.
