Наконец, последовал высочайший именной указ: «Так как некоторые из вас, кроме присутствия в Кабинете, делами других департаментов заняты и не столько времени к беспрестанному в Кабинете присутствию имеют, то рассудилось нам, дабы входящие в наш Кабинет дела вдруг и безостановочно течение свое имели, рассматривать дела по департаментам: 1) первому министру, генерал-фельдмаршалу графу фон Миниху ведать все, что касается до всей нашей сухопутной полевой армии, всех иррегулярных войск, артиллерии, фортификации, Кадетского корпуса и Ладожского канала, рапортуя обо всем том герцогу Брауншвейг-Люнебургско-му; 2) генерал-адмиралу графу Остерману ведать все то, что подлежит до иностранных дел и дворов, также Адмиралтейство и флот; 3) великому канцлеру князю Черкасскому и вице-канцлеру графу Головкину ведать все то, что касается до внутренних дел по Сенату и Синоду, и о государственных по Камер-коллегии сборах и других доходах, о коммерции, о юстиции…».
Оскорбленный Миних потребовал отставки, надеясь этим демаршем напугать правительницу и вернуть себе прежнее положение, но просчитался. Анна Леопольдовна уважила его требование: «Указ нашему генералиссимусу: всемилостивейше указали мы нашего первого министра и генерал-фельдмаршала графа фон Миниха, что он сам нас просит за старостью, и что в болезнях находится, и за долговременные нам, и предкам нашим, и государству нашему верные и знатные службы его от военных и статских дел уволить и нашему генералиссимусу учинить о том по сему нашему указу. Именем его императорского величества Анна».
Указ об отставке Миниха тожественно, под барабанный бой читали народу на улицах.
Глава 87
Пробившись, наконец, в Лакию, Надир-шах и тут встретил яростное сопротивление. Сурхай-хан двинул против шаха своих воинов, надеясь остановить Надира у села Хосрех. Местные ополченцы оседлали возвышенности, и в ход снова пошли каменные завалы, ночные нападения и беспрерывные обстрелы.
На возвышенностях вдоль ущелья женщины соорудили из камней множество столбов, издали похожих на воинов. Сходство с ними придавали надетые на столбы старые тулупы и папахи. Впрочем, эти каменные воины были не менее опасны, чем настоящие. Когда каджары палили по ним из пушек, эти столбы превращались в смертоносные обвалы, падающие на головы врагов.
Лакцы, уже видевшие тут Надир-шаха и знавшие его звериный нрав, бились до последнего. Когда одному из отрядов преградила тропу в ущелье небольшая горстка защитников, кызылбаши несколько часов пытались сломить этих храбрецов. Но, даже окруженные со всех сторон, лакцы продолжали драться. Когда остался в живых всего один горец, то и он не сдался, а, взобравшись на скалу, сбрасывал на врагов заранее приготовленные камни. Справиться с ним не удавалось, пока каджары не начали бить из пушки по скальной расщелине, где засел горец.
Несметные полчища Надира неотвратимо продвигались вперед. Пули и стрелы летели в них со всех сторон, а Сурхай-хан во главе своей дружины храбро бился с авангардом кызылбашей.
Видя, что простым напором горцев не одолеть, Надир-шах велел авангарду отойти, а затем открыл по укреплениям горцев орудийный обстрел. Пока ядра разрушали укрепления и выбивали ряды его защитников, конница Кани-хана успела обойти село. Положение горцев казалось почти безвыходным. Но Сурхай-хан сумел пробиться и отступить к следующим рубежам своей обороны у села Кули. Там стояли другие отряды во главе с сыном Сурхай-хана Муртазали.
Кули был превращен в крепость, которую трудно было разбить даже пушками, а защитники стойко отражали атаки кызылбашей. Здесь же возвышалась и огромная боевая башня, занятая кулинскими воинами. Решив стоять до конца, большинство кулинцев даже не отослало дальше в горы свои семьи. Старики, женщины и дети остались и помогали воинам чем могли: заряжали ружья, уносили раненых, а у кого хватало сил – стреляли из луков, бросали во врагов камни и кувшины с горящей нефтью.
Такое упорное сопротивление так разозлило спешившего Надир-шаха, что он решил сделать то, чего никогда еще не делал. Созвав к себе командиров, решивших, что настал их смертный час и теперь полетят головы, Надир велел им раздать золото из походной казны всем воинам.
– Теперь я такой же воин, как и вы все, – объявил затем Надир-шах. – Я раздал вам всю казну и ничего не оставил себе. Я пойду с вами на штурм этой проклятой крепости. А когда мы ее захватим и разорим, даже тогда я не возьму своей доли. Все будет ваше!
Столь необычный поступок падишаха взбодрил кызылбашей, и они с новой силой набросились на Кули. Когда Сурхай увидел, что крепость вот-вот падет, он приказал отходить дальше, к основной линии обороны у села Шовкра на подступах к Кумуху. Но многие не захотели уходить из родного села и дрались, пока были живы.
Захватив и разграбив село, каджары на этом не успокоились. Героизм простых горцев, не дрогнувших перед регулярными частями армии, покорившей полмира, вселил в кызылбашей неутолимую жажду мести. Они собрали на току раненых, детей, стариков и женщин и устроили очередную шахскую «молотьбу», пустив по беззащитным людям своих лошадей.
Но, лишившись казны, шах желал поглумиться над кулинцами каким-нибудь особенным образом.
– Вы храбро сражались, – сказал он кулинцам, подумав при этом, что следовало бы наградить золотом их, а не тех, кто смог их одолеть. – Но неужели вы думали, что сможете остановить мое непобедимое войско? Его не остановит никто на свете. Потому что мои воины – это непобедимые львы, равных которым не видел мир. И среди всех дагестанцев не найдется того, кто мог бы одолеть любого из моих богатырей.
Тогда поднялся один из раненых кулинцев и сказал:
– Пусть твои богатыри покажут свою силу.
– Ты и так в шаге от смерти, – усмехнулся Надир. – Не надейся умереть героем.
Тогда вперед вышел юноша, у которого еще даже не было усов.
– Я буду вместо него.
– Ты? – расхохотался Надир. – Посмотрите на этого глупца! Он сам лезет в пасть смерти!
– Это мы еще посмотрим, – ответил юноша. – Пусть выйдет, кто не боится. Или вы сильны только тогда, когда нападаете волчьей стаей?
– Я научу этого мальчишку почтению! – взревел огромный каджар, выехав из строя на лошади.
– Дерзость твоя сравнима лишь с твоей глупостью, – сказал шах юноше. – Но, если ты одолеешь моего воина, я сохраню жизнь всем остальным.
Юноше подвели коня. Он легко вскочил на него и бросился на врага. Кони сшиблись, каджар попытался сбросить юношу на землю, но неожиданно сам оказался на земле. Не успел он опомниться, как юноша вырвал из его ножен саблю и приставил к горлу каджара. Тот взвыл не столько от боли, сколько от позора.
По гневному знаку Надира на юношу бросились его телохранители, но юноша ловко отбивался от них и кричал шаху:
– Где же твое слово? Если ты обманул меня, как может верить тебе такое большое войско?
Юноше не дали договорить, обрушив на него сабли и топоры. Но вдруг каджары расступились, будто испугавшись чего-то. На земле лежало искромсанное тело. Папаха свалилась с головы героя, и пораженный Надир увидел длинные косы. Это была девушка.
