– Посмотрим, на что годится их оружие и так ли крепки их доспехи, – отвечали предводители.
– Дух наших воинов покрепче их панцирей, – кивнул Муртазали.
– Пусть думают, что они непобедимы, нам это только на руку, – добавил Чупалав.
– Против их числа будут наше умение и наши горы, – сказал Пир-Мухаммад.
– И Аллах не оставит нас без помощи в праведной битве, – добавил Ибрагим-хаджи Гидатлинский.
– А как насчет пушек? – спрашивали предводители. – Много их у Надира?
– Достаточно, – сказал Муртазали. – Но с Турчидага они вряд ли далеко достанут.
– Им остается стрелять по ближним аулам, – говорил Чупалав. – До Мегеба или Обоха они достать смогут.
– Хорошо бы сделать так, чтобы их пушки не стреляли, – произнес Дамадан из Мегеба.
– Если шах втащил их на Турчидаг, то ядер для нас не пожалеет, – покачал головой Шахбан из Обоха.
– Разве что… – задумчиво произнес Муртазали.
– Что? – с надеждой спросил Чупалав.
– Дождь, – сказал Муртазали. – Если намокнут порох и фитили, то не только пушки, но и ружья каджарские придут в негодность. Они без замков, да и патронов готовых, в камышовых трубках, у стрелков всего по нескольку штук.
– А наши кремневки по-прежнему будут стрелять, – обрадовался Амирасулав. – Только дождей у нас давно не было.
– А их конница? – продолжали спрашивать предводители. – С ней как быть?
– Она слишком тяжела в своих доспехах, – отвечал Муртазали. – В здешних ущельях им негде будет развернуться.
– Все же многовато у Надира войск, – беспокоились предводители. – Разом двинутся – затопят все вокруг.
– Могло быть намного больше, если бы горцы не били их по дороге, если бы не сражался каждый аул, если бы Сурхай-хан не воевал до последней возможности и если бы не разгром Лютф-Али-хана в Аймаки, – сказал Пир-Мухаммад. – А мы должны разгромить здесь Надир-шаха.
– Думаю, главные силы Надир нацелит на Согратль и Чох, – сказал Амирасулав, – чтобы потом захватить остальные села и броситься к Хунзаху.
– Значит, расположим наши отряды так, чтобы одни могли помочь другим, – советовал Пир-Мухаммад.
– Когда на нас пойдут главные силы Надира, нужно постараться раздробить их на части и завлечь туда, где нам удобнее будет их бить, – предложил Муртазали.
Они с Чупалавом успели подробно изучить все окрестности, стараясь найти помощь у родной природы – горцам больше не на что было полагаться, кроме своей доблести и своей земли.
– Надо выйти им навстречу, а потом сделать вид, будто отступаем, чтобы заманить каджаров в Хициб, – добавил Чупалав. – А там за них примутся наши удальцы.
– Хициб? – переспрашивали предводители не из Андалала. – Где это?
– За рекой, – показал Пир-Мухаммад. – Видите вон те отроги хребта? Под ними, на уступах, поля, а вокруг много лесистых гор.
– Между Согратлем и Турчидагом, – объяснял Чупалав, растопырив пальцы своей огромной руки. – Там все пересечено оврагами, обрывами, ущельями. Со стороны Хициб кажется обычным местом, но для решающей битвы – лучше не придумаешь.
– Войску кызылбашей придется разделиться, иначе там не пройти, – добавил Муртазали. – А мы будем громить их со всех сторон.
– Надир слишком хитер, чтобы туда сунуться, – сомневались предводители.
– После того, что случилось в Джаре и Аймаки, он поостережется идти в ущелья.
– Хитер, – согласился Пир-Мухаммад. – Но еще больше – самонадеян. Он уверен – нас устрашит один вид его полчищ, и мы не посмеем сопротивляться.
– Чем жить без чести, лучше с честью умереть, – сказал Ибрагим-хаджи.
– Скорее реки потекут вверх, чем Надир дождется нашей покорности, – говорили предводители.
– Шах навязал нам войну, так пусть ее и получит.
– Надир сам был рабом и думает, как раб, – сказал Пир-Мухаммад. – А рабу никогда не понять свободного человека.
Собравшиеся стали обсуждать, как держать связь между отрядами, как подавать друг другу сигналы, если между ними вклинятся каджары, распределили остававшиеся в запасе оружие и порох. Решили, что будут направлять силы из резервного отряда, собранного Чупалавом из проверенных бойцов, на самые опасные участки битвы. Остальное отдавалось на усмотрение военных предводителей. Их не нужно было учить воевать.
– Главное – не дать каджарам навалиться на нас сразу всеми силами, – говорил Муртазали. – И тогда посмотрим, кто чего стоит.
– А сомнения надо забыть, – убеждал Чупалав. – Они порождают слабость, нам же нужно удесятерить свои силы.
– Да сделаемся мы для каджаров архангелом Исрафилом, который отнимает жизни, – воздел руки к небу Пир-Мухаммад.
– Амин! – отозвались остальные. – Да будет так.
Предводители отправились к своим дружинам, чтобы воодушевить их перед решающей битвой.
Глава 98
Фируза быстро привыкла к новому дому и родственникам, которые старались ее утешать и баловать после всего, что выпало на долю несчастной девушки. У нее появилось много подруг. Им было бесконечно интересно все, что произошло с Фирузой. Судьба ее была так необычна! Особенно для тех, кто за всю жизнь мог так и не выбраться из своего аула.
Фирузе было что рассказать, и девушки готовы были слушать ее снова и снова. Про то, как ее похитили каджары, как везли через всю Персию, как покончила с собой гордая шемахинка, как шах открыл перед Фирузой сокровищницу Индии, как она взяла себе лишь кинжал, чтобы убить шаха, если удастся, или себя, если иначе не сможет защитить свою честь. Жизнь в гареме была им непонятна, но пугающе интересна. Грозный Лала-баши представлялся им свирепым великаном, а то, что он был евнухом, смущало девушек даже больше, чем порядки, существовавшие в шахском гареме.
Ширали, живший в том же доме, что и Фируза, считался у девушек героем. Ведь именно он с помощью ручной змеи расправился с гадким Лала-баши.
Особенно волновало подруг Фирузы то, как ее привезли в Дербент и как Муса-Гаджи с Ширали похитили ее из гарема самого Надир-шаха.
Эти истории они уже знали наизусть, и, пересказывая их друг другу, каждая прибавляла к ним свои необыкновенные подробности. И, когда история возвращалась к Фирузе в новом облике, она уже не была уверена, с ней ли все это было или с какой-то другой девушкой. Но и то, что с ней случилось на самом деле, уже казалось ей чем-то далеким, из другой жизни, тяжелым сном, который закончился ее радостным пробуждением в Согратле.
Боль забывалась, уступая место надежде, что Муса-Гаджи вот-вот вернется. Вернется живой и здоровый. Даже битва в Аймаки, где, как она слышала, участвовал и Муса-Гаджи, казалась ей не такой опасной. Война есть война. Куда страшнее палачи Надир-шаха, настоящие живодеры, в чьих лапах побывал Муса-Гаджи после того, как выкрал из гарема Фирузу и пожертвовал собой, чтобы она успела спастись.
