Глава 43
Торжественный въезд персидского посольства сопровождался десятикратным салютом крепостных пушек.
У открытых Московских ворот выстроились в два ряда драгуны, музыканты приветствовали появление шахова величества посла Сердар-хана барабанным боем.
Русское начальство учтиво приветствовало высокого гостя, которого, как и остальных сановников, Калушкин представлял по именам и чинам.
После пересечения границы посольство переходило на полное обеспечение русской стороны, и для этого много всего было заготовлено. Для персов был отведен гостевой двор, который стал теперь посольским. Там же были накрыты богатые столы. Не прошло и получасу, как уже поднимались тосты за великую государыню и великого падишаха.
Затем начали переводить слонов. Мост опасно скрипел, но все же выдержал. Слонов и остальной обоз остановили у Московских ворот, где взялся за дело таможенный чин. Первым делом он осмотрел дары шаха, сверил их со списками Калушкина и записал в особую книгу.
– Диво дивное, – качал головой чиновник, видавший на своем веку всякое, но такие изумительные вещицы – впервые, и спрашивал Калушкина: – Много в Персии такого добра?
– Там и своего немало, а это из Индии.
– Так это индийского царя подношения, а не персидского? – недоумевал чиновник.
– От Надир-шаха, – разъяснил Калушкин. – А взято в индийской казне.
– Будь моя воля – конфисковал бы награбленное, – вздохнул чиновник. – Одно слово – контрабанда. А я даже пошлину с них взять не могу как с государевых презентов.
– Не нашего ума дело, – похлопал его по плечу Калушкин. – При Надире и не такие дела делаются.
Когда дошла очередь до последнего слона, груженного ядрами, то его без промедления отправили обратно, туда, где остались орудия персиян.
Но с остальными товарами, которыми были набиты повозки, возникли затруднения. Персидские купцы уверяли, что они принадлежат послу и самому шаху, а таможенный чин чесал в затылке и говорил, что на то должна быть особая грамота с шахской печатью. А если считать, что товары эти для личных надобностей, то и тут не сходилось. Взять хотя бы табак, которого дозволялось провозить беспошлинно по полпуда на месяц, а его было столько, что хватило бы каждому на долгие годы. Излишки велено было отбирать, но купцы стояли на своем. Они не желали расставаться с табаком, уверяя, что без него и часу жить не могут и что персидские кальяны требуют больше, чем русские трубки.
На табак еще можно было закрыть глаза, но на что послу сотни тюков шелкасырца, шелка тебризского, шемахинского и прочих тканей, множество ковров, несметное количество ладана, чернильного орешка? Да к тому же зрительные трубы, очки, бритвы, перстни да браслеты и прочие товары, которых и за неделю не сосчитаешь. Было ясно, что под видом шахских купцы везли на продажу свои товары, а пошлину платить не желали.
Русское начальство решило дать купчинам послабление, тем более что шелка и табак были не так опасны, как пушки, которые остались на другой стороне.
На следующий день многие из привезенных товаров продавались на кизлярском базаре, а взамен персы покупали лошадей, верблюдов и бурки, чтобы не замерзнуть в пути.
После шумной торговли и веселого переполоха, произведенного среди местного населения появлением слонов, персидское посольство двинулось дальше. Его сопровождал эскорт из двух драгунских рот.
Сверх того, к посольству были приставлены чиновные люди от русской стороны: комиссар, обязанный заботиться о съестных припасах и корме для лошадей, толмач, канцелярист, доктор, трубач и барабанщик.
Калушкин передал с ними новые донесения, а сам должен был возвращаться на службу в Персию, хотя отъезд свой откладывал до последней возможности. В Кизляре ему было хорошо и спокойно, а в Персии его ждала жизнь тревожная.
Глава 44
Чупалав и его люди видели, что происходило у Кизлярской крепости. Когда персидский отряд лишился своей артиллерии и большей части войска, горцы приняли это как добрый знак.
– Не пустили, – удовлетворенно говорил Чупалав. – Похоже, с русскими можно будет договориться.
– Мы им нужны, – добавил Муса-Гаджи. – Сегодня Надир послал подарки, завтра явится сам.
Уходивший назад персидский отряд со своими пушками и слоном будто притягивал горцев, которые не хотели отпускать врага просто так. Когда каджары сделали привал, остановились и горцы, скрытые от них небольшой рощей.
Каджары поставили кибитки в круг, разбили палатки, выставили охрану и принялись готовить еду на кострах. Коней они далеко не отпускали – подножного корма вокруг было мало, трава только начинала зеленеть. Лишь груженный ядрами слон бродил вокруг лагеря. Погонщик-индус боялся, что слон не выдержит здешнего климата, и старался получше его накормить. Слон объедал кору с деревьев и жевал ветки с распускавшимися почками. Но еды все равно не хватало, и тогда он вырывал из земли кустарники и съедал их корни.
– Сильно он проголодался, – говорил Чупалав, внимательно наблюдавший за слоном.
– Все хотят есть, – ответил один из горцев. – У нас и то одни яблоки остались.
– Яблоки? – задумчиво произнес Муса-Гаджи. – Ну-ка дай несколько штук.
Когда принесли хурджин с яблоками, Муса-Гаджи взял одно и бросил перед приближавшимся слоном. Слон настороженно повел огромными ушами, тряхнул головой и, вытянув хобот, пошел к лежавшему на земле яблоку. Похоже, это было для него лакомством, потому что яблоко мгновенно исчезло во рту.
– Нравится, – оглянулся на друзей Муса-Гаджи и бросил слону еще одно яблоко.
Слон ринулся к нему почти бегом, несмотря на попытки индуса остановить его. Подбирая одно яблоко за другим, слон почти скрылся в зарослях. И не успел погонщик опомниться, как за спиной у него оказался Муса-Гаджи.
Он приставил к его горлу кинжал, а к своим губам – палец, давая понять, чтобы индус не вздумал кричать или сопротивляться. Затем указал плетью направление, в котором следовало вести слона, и перепуганный погонщик осторожно кивнул, стараясь не пораниться об острый клинок. Решив, что дело идет на лад, Муса-Гаджи опустил кинжал, чтобы поудобнее устроиться на слоне. Но индус ткнул слона своей заостренной палкой одному ему известным способом, и гигант будто взбесился. Индус ухватился за основание слоновьих ушей и прильнул к его шее, а Муса-Гаджи пытался удержаться на слоне, который метался, как необъезженный конь, сминая все вокруг. К тому же слон пытался сбросить его хоботом, и Мусе-Гаджи волей-неволей пришлось спасаться на ветке соседнего дерева. Отделавшись от одного чужака, слон задрал хобот и ринулся на остальных. Но горцы сумели накинуть арканы на его ноги и обмотали веревки вокруг деревьев. Слон пришел в еще большую ярость, но густой лес мешал ему применить свои смертоносные бивни. Горцы вскинули ружья, собираясь покончить с опасным животным, но Чупалав их остановил:
