Рота за ротой пыталась пробиться в башню, но мюриды оказались стеной покрепче той, что разбили пушки. Атака была опрокинута, а склоны усеяло множество тел, среди которых были и тела горцев.
Первыми Сурхаеву башню атаковали батальоны Куринского полка. Когда Пулло потерпел неудачу, Попов по другому скату повел за собой апшеронцев. Затем настал черед Лабинцева, который бросил на приступ батальоны Кабардинского полка. Атаки возобновлялись несколько раз, но все было тщетно. Сурхаева башня осталась непокоренной.
Понеся значительные потери, Граббе вынужден был отдать приказ оставить облитые кровью утесы.
Вечером сквозь непрекращавшийся обстрел на Ахульго сумел пробраться мюрид Али-бека, чтобы доложить имаму, что произошло у Сурхаевой башни. Но прежде он отыскал мать Али-бека и с надлежащим почтением передал ей завернутую в башлык руку ее сына.
Женщина была больна и лежала в постели. Она будто уже знала, что случилось. Новости приходили каждый час, потому что люди на Ахульго внимательно следили за происходящим и даже пытались подать Али-беку помощь, но плотный огонь из пушек и ружей не позволил им миновать перешеек. Тогда они открыли огонь по наступавшим, стремясь нанести им хоть какой-нибудь урон. Многие считали, что на Сурхаевой башне все погибли. Казалось, что выжить в таком аду невозможно.
– Он погиб не сразу? – спросила женщина, когда увидела печального мюрида.
– Да, мать, – опустил голову мюрид, а затем положил перед женщиной окровавленный сверток.
– Разверни сам, – упавшим голосом попросила женщина.
Увидев руку сына, женщина привстала и воскликнула, превозмогая горе:
– Хвала Аллаху, который предопределил сыну моему погибнуть в бою с неверными, а не умереть в постели, как трусу!
– Хвала Аллаху, дарующему нам таких матерей, – сказал мюрид.
– Да ниспошлет всевышний долгую жизнь оставшимся в вашей семье.
Затем он передал сыну Али-бека Магомеду кинжал и шашку его отца, на мгновение прижал мальчишку к себе и ушел.
Жена Али-бека в ужасе закрыла глаза руками и уже не сдерживала слез. Вслед за ней заплакала ее дочь Ханзадай.
– Замолчите! – велела им мать Али-бека, которая сама едва сдерживала навернувшиеся слезы. Но затем не выдержала и произнесла дрожащим голосом: – Нет, плачьте, дети мои… Ушел мой львенок, ушло наше счастье…
Когда мюрид поднялся на поверхность горы, его окликнул Юнус:
– Тебя ждет имам. Поспеши.
В резиденции у Шамиля собрались командовавший на Старом Ахульго Омар-хаджи, комендант Нового Ахульго Балал Магомед и Сурхай.
– Истинно, мы все от Аллаха и к нему возвращаемся, – сказал Шамиль, узнав о гибели своего отважного наиба и многих других защитников башни.
Наибы приняли скорбную весть сдержанно, как того требовала война. Но в душах их поселилась скорбь. Они уважали и любили Али-бека, и потеря его стала для них большим горем.
– Они дорого отдали свои жизни, – говорил мюрид.
– Теперь каждый будет драться за двоих.
– Кто сейчас командует? – спросил Сурхай.
– Малачи Ашильтинский.
– Расскажи, как все было, – велел мюриду Шамиль.
Все внимательно слушали, задавали вопросы, а Амирхан записывал все, что рассказал мюрид. Сурхаю было особенно горько слышать, что пушки сделали с крепостью, которую он создавал с такой любовью. Он знал, что крепость могла бы держаться долго, если бы ее было кому защищать. Но еще один такой штурм мог оставить ее без гарнизона. Кроме того, башня была теперь отрезана от воды, и мюриды изнемогали не только от ран, но и от жажды.
– Я пойду с тобой, – сказал Сурхай мюриду.
– Приведу вам подмогу.
– Нет, не надо. Один пройдет – десять погибнут. Я сам чудом пробрался, – сказал мюрид и снял папаху. На его бритой голове был след от зацепившей его пули – рваная рана с запекшейся кровью.
– Отведи его к Абдул-Азизу, – велел Шамиль Султанбеку.
– Он знает, что делать.
– Пройдет, – отказывался мюрид.
– Мне обратно надо.
– Лекарь тебе поможет, – настоял Шамиль.
– А если он тебя не отпустит, мы пошлем другого.
Когда Султанбек увел мюрида, Шамиль окинул взглядом своих товарищей и сказал:
– Вот что случается, когда в народе нет порядка. Один не выполнил приказ, другой опоздал, третий вовсе не явился, когда его призывали. Храбрецы отдавали свои жизни, а колеблющиеся выжидали. Мы думали, что разобьем Граббе по пути сюда, а теперь он стоит под Ахульго. Что же нам делать?
– Держаться, – сказал Балал Магомед.
– Будем биться до последней возможности, – заверил Сурхай.
– Если они такими силами не смогли взять башню, то что они смогут против Ахульго? – сказал Омар-хаджи.
– Эти горы легче снести, чем взять, – добавил Балал Магомед.
– Мы тоже не будем сидеть сложа руки, – сказал Шамиль.
– Днем хозяйничают их пушки, а ночью поработают наши кинжалы. Наши наибы не дадут покоя ни Граббе, ни обозам, которые к нему идут.
– Проявим твердость, тогда люди снова поднимутся и придут нам на помощь, – с надеждой говорил Сурхай.
– Потерпим с помощью Аллаха, – сказал Шамиль.
– Всевышний не возлагает на плечи людей больше, чем они могут вынести. Если выдержим до осени, генерал сам уйдет – от голода и холода.
– Если еще что-нибудь останется от его войска, – добавил Сурхай.
В тот же день голубь принес вести от Ага-бека. Он сделал, что мог, борясь с войсками Головина. Они и теперь, когда восстание пошло на убыль, вынуждены били оставаться на юге Дагестана, опасаясь новых выступлений горцев. И Головин смог отправить Граббе лишь три батальона.
Ночью Шамиль послал небольшой отряд на вылазку в надежде опрокинуть батарею, стоявшую напротив Сурхаевой башни. Вылазка не удалась. Все подходы были перекрыты двойными кордонами, а в отряде Граббе не спали, деятельно готовясь к новому штурму.
Не спали и люди на Ахульго. Женщины обходили семьи, потерявшие своих сыновей и мужей. А дети растерянно смотрели на Сурхаеву башню. На вершине ее мерцал слабый огонек, а вокруг яркими звездами горели костры отряда Граббе.
Глава 94
Результаты штурма привели Граббе в гневное недоумение. Неустрашимость войск была налицо, не хватало лишь везения, какого-нибудь особенного поворота дела, чтобы предприятие закончилось успехом.
В штабе царило уныние. Милютин с Васильчиковым подсчитывали потери.
– Более трехсот, ваше превосходительство, – осторожно назвал цифру Милютин.
