– Все равно дело Шамиля кончено!
– Предатель! Посмотрим, как ты заговоришь перед судом всевышнего!
– Зато я ем, что хочу, а ты грызешь камни!
– Чтоб ты подавился! – отвечал другой.
– Хочешь, брошу кусок?
Улучив минуту, один брат перебрасывал другому куски хлеба и мяса, но они летели обратно.
Дети просили есть, матери отдавали им последнее, но накормить их досыта были не в силах. Детские игры теперь стали другими: девочки готовили суп из камешков и месили землю, как тесто, а мальчики выворачивали свои папахи, как будто снимали шкуру с зарезанных баранов.
Детей старались отвлечь, и лучше всего это удавалось Айдемиру с Аркадием, который успел оправиться после контузии. Они натянули канат между двумя каменными глыбами, и Аркадий принялся на нем ходить и танцевать, а Айдемир, который еще не мог встать на канат, изображал шута. Когда и это перестало отвлекать детей от чувства голода, к канатоходцам присоединился Стефан, сопровождая выступления музыкой.
В награду артисты получали небольшой кувшин воды и по початку кукурузы. Но даже после представления дети не уходили. Они окружали Стефана, и он показывал им, как устроен его удивительный инструмент:
– Это называется труба, – объяснял Стефан очарованным детям.
– Вот мундштук, в него дуют. А это – клавиши, на них нажимают, чтобы получалась красивая музыка.
И так как Стефан разрешал каждому подуть в трубу и нажимать на клавиши, то выстраивалась целая очередь желающих, а некоторые становились в очередь по нескольку раз. Но когда дети уходили, мучительная реальность вновь вступала в свои права.
Стефан видел, как малы силы Шамиля, и знал, что Граббе просто так отсюда не уйдет. Но он не хотел огорчать своих новых друзей, которые понимали это и сами. Вместо этого он принимался рассуждать о судьбах Кавказа и горцев:
– Вы, конечно, рыцари, – говорил он, вспоминая благородных и добродетельных воинов, которыми некогда славилась Европа.
– Но рыцарство умерло. Когда большие державы дерутся за новые земли, вам придется выбирать.
– Для нас это невозможно, – убеждал Айдемир.
– Мы хотим жить сами по себе.
– Тогда Кавказ разделят, как Польшу, и все равно приберут к рукам, – отвечал Стефан.
– Какой смысл драться, пока никого не останется? Наполеон пообещал освободить польских крестьян, и крестьяне стали партизанами. Поляки поверили в возможность свободы, но вместо этого многие оказались на Кавказе и должны теперь драться против своих братьев по духу.
– И декабристы тоже, – вставил Аркадий.
– Выходит, лучшие дерутся с лучшими, – горестно размышлял Стефан.
– Разве это может привести к свободе?
– Зачем же ты к нам перешел? – спросил Айдемир.
– Не хочу, чтобы потом мучила совесть, – ответил Стефан.
– Я не воин и не желаю, чтобы искусство служило войне. Когда вы танцуете на канате, все удивляются и радуются: и горцы, и русские.
– Вообще-то да, – согласился Айдемир.
– А когда воюете – бывает ли кто-нибудь рад?
– Вряд ли, – пожал плечами Аркадий.
– Смотря, кто за что воюет, – не соглашался Айдемир.
– А я думаю, война всегда ужасна, – говорил Стефан.
– Защищать родину – святое дело. Но все войны когда-то кончаются, так подумайте о будущем. Не мне вас учить, но нельзя вечно напрягать последние силы, чтобы воевать с заведомо сильным противником. Не лучше ли выждать, пока Россия сама освободится, а тем временем развивать свои силы и умения? Вам нужно стать богатыми, чтобы заставить себя уважать. А чтобы стать богатыми, у вас должны быть богатые покровители.
– Нам нужны союзники, а не покровители, – сказал Айдемир.
– Богатый союзник – это и есть покровитель, – пояснял Стефан.
– Что тут говорить, – вздыхал Айдемир.
– У меня среди русских знаешь, сколько кунаков? А тут все ханы портят. Дали бы нам с ними покончить, не было бы у России лучше союзников!
– В России своих ханов хватает, – сказал Аркадий.
– А ворон ворону глаз не выклюет.
– И как тут разбогатеешь, когда кругом война? – не понимал Айдемир.
– Торгуйте, – советовал Стефан.
– Вы должны что-то продавать, кроме бурок и кинжалов. Есть отвага – продавайте отвагу, как швейцарские наемники. Свободный народ тоже должен что-то есть. А то на Ахульго, я вижу, едят только во сне.
– Что же делать, если кругом пушки? – недоумевал Айдемир.
– Хотя бы и пушки, – кивал Стефан.
– Их – и то делать не умеете. Какая может быть война, если у Граббе их полно, а у вас – ни одной? Тут никакая отвага не спасет. Свобода, братцы, вещь дорогая, за нее надо платить, и не только кровью. Не знаю, как это у вас выйдет, но пока вы не научитесь ладить с императором, покоя тут не будет.
– Зачем он нам? – спорил Айдемир.
– Когда Надир-шах явился, мы даже его разбили.
– Сто лет назад, – согласился Стефан.
– Но тогда мир был совсем другим. После Наполеона он сильно изменился.
Их спор затягивался. Стефан рассуждал отвлеченно, как человек, заранее простившийся с жизнью и теперь легко рассуждавший о гримасах судьбы. Но Айдемир воевал за землю, которую мечтал видеть свободной и счастливой. Правда, и Стефан иногда спускался на землю. И в одно из таких возвращений научил женщин превращать косы в оружие не хуже штыков, всего лишь повернув лезвие вдоль рукояти.
– Как думаете, – наконец, спросил Айдемир, – будет еще штурм?
– Будет, – сказал Стефан.
– Это неизбежно.
– Нет, не будет, – утверждал Аркадий.
– Генерал как-никак дал слово. А кто не держит слова, того вызывают на дуэль!
– Граббе уже вызывали, – усмехнулся Стефан.
– Барон Анреп, думается мне, все еще ждет его у барьера.
– Не знаю, как насчет Анрепа, но тут дело поважнее, – настаивал Аркадий.
– Тут о целом Кавказе речь.
У Айдемира созрел неожиданный план, но он опасался посвящать в него непонятного ему Стефана. Дождавшись, пока дети снова позвали его поиграть на трубе, Айдемир предложил Аркадию:
– Надо выкрасть сына Шамиля.
– Который у Граббе? – уточнил Аркадий.
– Какого же еще? – вспыхнул Айдемир.
– Генерал не собирается соблюдать договор, тогда пусть возвращает Джамалуддина.
– Шамиль, думаю, еще надеется на мир, – сказал Аркадий.
– Да и как это возможно, чтобы пробраться в самую ставку и выкрасть такого важного аманата?
