Запечатав пакет, Граббе велел отправить его в Петербург, военному министру Чернышеву. Попов распорядился, и фельдъегерь с усиленной охраной отбыл из Темир-Хан-Шуры.
Наступала зима. Граббе полагал, что на этом его пребывание в Дагестане может быть закончено. По крайней мере, до весны. Ответа из Петербурга он предполагал дожидаться в Ставрополе. Из штаба приходили депеши, из которых следовало, что в Черномории дела обстоят не лучшим образом. Но Граббе знал, что Раевский всегда найдет способ успокоить высшее начальство. Павла Христофоровича больше интересовало, как устроилось в Ставрополе его семейство. Он соскучился по жене и детям, которые писали ему нежные письма и ждали его хотя бы на Рождество.
Перед отъездом Граббе собрал своих ближайших подчиненных.
– Господа, – торжественно начал Граббе.
– Обязанности командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории призывают меня в штаб, в Ставрополь. Полагаю, что господин Попов отменно справляется со своими обязанностями, коими не пренебрежет и в будущем.
– Рад стараться, ваше превосходительство, – отчеканил Попов.
– Также и господину начальнику штаба, – обернулся Граббе к Траскину, – надлежит по окончании здешних дел отбыть в штаб, где я буду с нетерпением его ожидать.
– Всенепременно, – кивнул Траскин.
– Как только здесь управлюсь, так сразу в Ставрополь.
– Засим хочу напомнить господам, что в следующем году предполагается большая экспедиция с известными вам целями, – продолжал Граббе.
– А посему надлежит приложить особые старания для разведывания дорог в логово неприятеля.
– Ежели идти через Хунзах, ваше превосходительство, то дороги более-менее известны, – сообщил Попов.
– Придется разве что немного исправить их после зимы. Или если мюриды успели где-то испортить.
– Но тогда не будет внезапности, ваше превосходительство – вставил Милютин.
– Верно, – похвалил Граббе.
– Лезть напролом – дело немудреное, но весьма хлопотное. Надо бы и другие дороги узнать.
– Приложим старания, – вздохнул Попов.
– Однако до весны…
– Вот именно, до весны, – подчеркнул Граббе.
– Противник пусть думает, что мы спим, как медведи в берлоге, а мы, тем временем, бдим на страже государевых интересов!
– Совершенно справедливо, – поддержал его Траскин.
– Ловкий лазутчик везде пройдет.
– Да, вот еще что, – вспомнил Граббе, многозначительно глядя на Попова.
– Помнится, вы обещали сыскать человека, который бы за хорошую плату решился исполнить деликатное поручение.
– Ищем, – ответил Попов.
– И даже… Словом, есть тут один оригинал.
– Вот и славно, – похлопал Попова по плечу Граббе.
– А за деньгами господин начальник штаба не постоит.
– За какими, позвольте узнать, деньгами? – встревожился Траскин.
– У меня каждый рубль на счету.
– Из экстраординарных сумм, – уточнил Граббе.
– Ах, это… – разочарованно протянул Траскин.
– Смотря сколько, ваше превосходительство, и на что.
– На дело особой важности, – заверил его Граббе.
– Господин полковник вам все разъяснит.
– Так точно, ваше превосходительство, – кивнул Попов.
– Завтра на рассвете я намерен отбыть в Ставрополь, – объявил Граббе.
– Торжественное построение войск приказываю отменить.
– Как же так, ваше превосходительство? – растерялся Попов.
– Такие времена, любезный, – ответил Граббе.
– Секретность – половина успеха.
– Как прикажете.
– Однако прощальный ужин – непременно! – настаивал Траскин.
– Тут, доложу я вам, такие деликатесы произрастают.
– Полковая традиция, – поддержал Траскина Попов.
– Без прощального ужина никак нельзя.
– А вина! – закатил глаза Траскин.
– Знай про них французы, сюда бы двинулись, а не на Москву!
– Ну что ж, – развел руками Граббе.
– Шариат, конечно, это не приветствует…
Остальные заулыбались, оценив изощренный юмор генерала.
– Но адат нам несравненно ближе, – рассмеялся генерал.
– И дам не забудьте.
– Как можно? – улыбался Попов.
– Им маскарад до сих пор снится.
– И вы на манер Ганнибала, – ухмылялся Траскин.
– А лет эдак через сто кто-нибудь и в виде генерала Граббе на маскарад явится.
– Дай-то Бог! – поддержал Васильчиков.
Милютин тоже хотел что-то прибавить, но сдержался, опасаясь впасть в двусмысленность.
– Вы что-то имели сказать? – обратился к нему Граббе, которому комплименты пришлись явно по душе.
– Я… Насчет дам, – нашелся Милютин.
– А именно? – любопытствовал Траскин.
– Насчет сударыни Нерской… – напомнил Милютин.
– Слезно просила принять.
– Ну что ж, – согласился Граббе.
– Вы ее на ужин пригласите и спросите, не желает ли она отбыть со мною в Ставрополь. Она близка была с моей женой… Что ей зимой делать в Шуре?
– А пусть остается, – предложил Траскин.
– На маскараде она была восхитительна.
– Так что не забудьте, – внушительно сказал Граббе Милютину.
– А за сим, господа, мое почтение.
Попрощавшись с каждым за руку, Граббе остался один.
Ему не хотелось идти на ужин, его уже воротило от деликатесов Траскина, а стенания Лизы, которую черт сюда принес, только будили в нем неуютные воспоминания. Граббе хотелось спать. Но спать генерал опасался, потому что прошлой ночью ему снова явилась ужасная гора. Генерал решил только немного вздремнуть, но провалился в сон, как в пропасть.
Глава 37
Лиза жила в Шуре ожиданиями. Местное женское общество ей быстро наскучило. Вернее, ей было неуютно среди дам, которые появлялись со своими мужьями или кавалерами и жили здесь какой-то другой жизнью, которую Лиза принимала с большим трудом. Лиза была ослеплена своим несчастьем и не могла видеть, что жизнь и здесь, в гарнизоне, имела свои особенные прелести. Постоянная близость войны меняла людей, они жадно наслаждались каждым днем, понимая, что любой из них мог оказаться последним.
Лизе отвели комнату в доме маркитанта, которого она изводила вопросами насчет дороги в Хунзах. Опасаясь, что она вздумает ехать туда сама, пожилой армянин пугал ее ужасными историями, приключавшимися на дорогах. Обычно это происходило вечером, за чаем.
