– Да, – кивнул проводник.
Лабинцев заключил, что это не главная ставка Ташава, а нечто вроде форта, заставы, где мюриды укрывались после своих вылазок на Линию. Но при необходимости здесь мог быть и сборный пункт, к которому собирались ополченцы. В любом случае оставлять его в тылу было небезопасно.
Лабинцев велел осторожно подкатить горные орудия и зарядить их картечью. Егерям было приказано приготовиться к атаке, а спешившихся казаков Лабинцев послал обойти укрепление, чтобы атаковать его с нескольких сторон.
Когда все были на местах, Лабинцев вынул шашку и скомандовал:
– Пли!
Ташав-хаджи и бывшие с ним горцы заканчивали предрассветную молитву, когда, разорвав тишину, грянули пушечные выстрелы.
Деревянная крепость содрогнулась, сквозь потолок посыпалась пыль. Однако бревенчатые стены были достаточно прочны и остались целы.
Нападения не ждали, а потому на молитве были все, включая караульных. Наиб только свел брови, но молитву не прервал, полагаясь на волю всевышнего. И только закончив положенный ритуал, Ташав поднялся и сказал мюридам:
– Они пришли сюда. Встретим же их, как надо!
Крепость ожила. Гарнизон занимал оборонительные позиции. Тем временем пушки сделали еще один залп. На этот раз стреляли зажигательными гранатами.
– За мной! – гаркнул Лабинцев, первым бросаясь на штурм.
Отряд со штыками наперевес двинулся на укрепление. В дыму и грохоте солдаты преодолевали завалы и уже лезли на стены укрепления, когда затрещали ответные выстрелы. Горцы отбивались, опрокидывая первые ряды егерей.
Укрепление защищало около сорока человек. Эта была часть отряда Ташава-хаджи, которая устраивала диверсии на дорогах и беспокоила лагерь под Внезапной. Против отряда Граббе их было слишком мало, но численный перевес противника горцев только вдохновлял – тем вернее летели их пули. К тому же мюриды никогда не покидали своих позиций, не получив приказания от наиба.
Изобретатель Магомед, не сумевший сделать пушку сам, но обещавший Шамилю где-нибудь ее добыть, состоял при трофейном фальконете. Сообразив, откуда атакуют, он оттащил лафет с пушкой от одной амбразуры и подкатил его к противоположной. Пушка выстрелила, вырвав из рядов нападающих несколько человек, но волны штурмующих продолжали накатываться одна за другой.
В нескольких местах деревянные постройки охватило пламя, загорелась и малая башня. Лабинцев ожидал, что теперь горцы сдадутся, но вместо этого они сваливали на егерей горящие бревна. Тогда по знаку Лабинцева горнист подал сигнал казакам, и те бросились на укрепление с тыла.
Фальконет сделал еще один выстрел, и в ответ раздался новый залп пушек, которые уже стояли на поляне и били прямой наводкой.
Егеря перелезали через стены. Штыки сошлись с саблями. Вокруг крепости и внутри ее падали убитые. Раненые, которые еще могли двигаться, заряжали ружья для своих товарищей.
– Стреляй же, Магомед! – кричал Ташав пушкарю.
– Нечем! – горестно отвечал Магомед.
– Ядра кончились!
– Тогда брось им ее на голову!
– Бросить пушку? – Магомед не верил своим ушам.
– Тебе твоя голова дороже или чужая? – кричали мюриды, отбиваясь от наседавших егерей.
Новый залп орудий пронзил укрепление огненным смерчем. Все заволокло черным дымом. Воспользовавшись моментом, Магомед подкатил пушку к амбразуре, выходившей на горящие стены, с трудом снял пушку с лафета и выбросил ее наружу.
Когда дым немного рассеялся, солдаты увидели горца, который волок на веревке что-то тяжелое в сторону леса. Егерь бросился его догонять, но, не добежав несколько шагов, упал, сраженный пулей, посланной из укрепления. Через мгновенье Магомед скрылся в лесу, таща за собой тяжелый фальконет.
Часть укрепления вместе с малой башней пылала, превращаясь в огромный костер. В горячке боя Милютин пробирался к главной башне. Он мечтал захватить знамя, полагая, что это и есть главная доблесть в схватке с противником. Он ворвался в башню и лихорадочно оглядывался, не находя лестницы. Поручик не сразу понял, что лестницей служило толстое бревно с вырубленными в нем ступеньками, которое стояло в углу и наискось упиралось в крышу.
Милютин, падая и вновь влезая по столбу, добрался до крыши и высунулся из амбразуры, надеясь дотянуться до знамени. Но Ташав, руководивший обороной в паузах между рукопашными схватками, его заметил. Ружья, лежавшие вокруг, были разряжены. Тогда Ташав выхватил свой пистолет, который доставал только в крайних случаях, и выстрелил. Пуля попала Милютину в правое плечо. Сначала он почувствовал только сильный толчок, потом увидел, как мундир заливает кровь, и только затем его пронзила невыносимая боль. Милютин осел и потерял сознание.
Казаки почти выбили ворота, когда из близлежащего аула Мескеты к осажденным подоспела подмога. Казаки бросили укрепление и двинулись навстречу ополченцам. Встреченные большой силой, горцы засели в лесу и завязали с казаками перестрелку. Отвлекая противника, они хотел помочь уйти осажденным, потому что защищать охваченное пламенем укрепление уже не имело смысла. Воспользовавшись ситуацией, несколько защитников укрепления перебирались через стены и бросились в лес.
Тем временем горцы все прибывали, окружая теперь уже отряд Лабинцева. Они занимали завалы, укрывались за деревьями и вели частый ружейный огонь. Пушки били по ним картечью, но она только рубила ветки, не причиняя горцам особого вреда. Временами они сами, воодушевляясь пением молитв, выскакивали из леса и бросались на солдат врукопашную.
Отряд Граббе прошел мимо двух аулов, располагавшихся на противоположной стороне реки, затем миновал еще один и приближался к Мескеты. Вскоре генерал явственно услышал грохот пушек, а затем увидел поднимавшиеся над лесом, слева от аула, клубы черного дыма.
– Молодцом, Лабинцев! – торжествовал Граббе.
– Сумел-таки! – удовлетворенно кивал Пулло.
Прискакал взволнованный Васильчиков с важной новостью.
– Лазутчики доносят, что укрепление обложено и горит, – доложил адъютант.
– Это не новость, – ответил Граббе.
– Скажите лучше, взято или нет?
– Вот-вот возьмут, – сообщил Васильчиков.
«Вот-вот» Васильчикова Граббе не понравилось. Генерал считал, что на войне этого быть не должно. Тем более в такой непривычной обстановке, где все могло измениться каждую минуту.
– Кавалерия, рысью, марш! – приказал генерал.
И казаки во главе с Пулло очертя голову бросились вперед. За ними загромыхала конная артиллерия. Следом Граббе послал пехоту, велев ей бежать, пока не доберется до места. Солдаты свалили свои мешки у обоза и побежали налегке. И тем, и другим Граббе приказал не останавливаться ни перед чем для довершения дела, столь успешно начатого полковником Лабинцевым. А затем и сам, окруженный свитой штабных и конвоем, поскакал к урочищу.
