Они спустились в подземное жилище Шамиля и расположились в кунацкой. Наиб не переставал удивляться и шутил:
– Некоторые наибы живут лучше имама.
– Сказать по сердцу, я тебе завидую, – согласился Шамиль.
– Но не потому, что ты живешь в красивом доме, а я в подземной келье. А потому, что Согратль наполнен благодатью, исходившей от великого шейха и исходящей от больших ученых, живущих там и ныне. А я здесь лишен такого счастья.
Шамилю хотелось поговорить с Омар-хаджи еще о многом, но он вспомнил, что перед ним не только его наиб и известный алим, но и гость, проделавший немалый путь.
– Есть кто-нибудь в этом доме? – позвал Шамиль.
Дверь приоткрылась, и в кунацкую заглянула Джавгарат со спящим ребенком на руках.
– С благополучным приездом, – поздоровалась она с наибом, опустив глаза.
– Моего брата нужно хорошенько накормить, – сказал Шамиль.
– И побыстрее!
Но Джавгарат осталась стоять на месте. Только испуганно посмотрела на Шамиля и снова опустила глаза.
– Что с тобой? – не понял Шамиль.
– Ты слышала, что я сказал?
– Да, – кивнула Джавгарат.
– Чего же ты стоишь?
– У нас ничего нет, – смущенно произнесла Джавгарат, краснея от стыда перед гостем.
– Как это? – растерянно спросил Шамиль.
– Ты в своем уме?
– На Ахульго пришло столько людей, – объясняла Джавгарат.
– А дети их были голодны. Мы все отнесли им, даже последний мешок муки отправили в пекарню.
– И правильно сделали, – вступился за Джавгарат Омар-хаджи.
– Верно, имам?
– Да, но… – огорченно покачал головой Шамиль.
– Я послала брата в Чиркату, чтобы привез чего-нибудь, – ответила Джавгарат.
– Он скоро вернется.
– Ты разве не знаешь согратлинцев? – улыбнулся Омар-хаджи, вставая.
– Да у меня с собой столько припасов, что на всех хватит.
– Погоди, Омар-хаджи, – пытался удержать его Шамиль.
– Что-нибудь и у нас найдется.
– Лучше попробуйте нашей еды! – сказал Омар-хаджи, выходя из кунацкой.
Шамиль с укоризной взглянул на жену.
– Все так сделали, – сказала Джавгарат и ушла, опустив голову.
Шамиль опять вспомнил Согратль, с которым у него было связано много хорошего в жизни. Там свои последние годы прожил и шейх Магомед Ярагский, обновитель веры и духовный вождь горцев. Когда Ярагский завершил свой земной путь, для Шамиля будто померк свет. Будто затворилась пещера, когда он осознал, что уже не увидит своего учителя, не получит от него письма и ему не у кого будет искать ответа на неразрешимые для него вопросы.
После похорон шейха опечаленный Шамиль предался уединению. Он исступленно молился и просил всевышнего о милости к душе Магомеда Ярагского, который говорил, что ислам означает открыть свое сердце Богу и не причинять зла ближнему. И теперь каждое упоминание о Согратле вызывало в душе Шамиля особенно сильные чувства.
Два года назад, когда Фезе обложил Шамиля в Телетле, шейх прислал имаму письмо. Он делал это всякий раз, когда не мог явиться сам, чтобы поддержать Шамиля и его воинов. Ярагский будто читал мысли имама, и письма его приходили, когда Шамиль особенно нуждался в помощи, но ему не у кого было спросить совета.
Это письмо Шамиль часто перечитывал, и каждый раз ему казалось, что Магомед Ярагский незримо присутствует где-то рядом. Шейх писал ему, что трудности лишь укрепляют веру и что Шамиль должен полагаться на великую силу – Золотую цепь шейхов, восходящую к самому пророку. «Всегда держи с нами связь, – наставлял шейх.
– И ты победишь».
Письмо шейха также предопределяло, что имамство Шамиля и его жизнь не окончатся ни в Телетле, ни на Ахульго, сколько бы сил ни было у его врагов. Сражение при Телетле обернулось отступлением Фезе и подписанием мира с Российским государством. Мира, который нарушил Граббе. Но Шамиль чувствовал, что и Граббе не добьется того, за чем явился.
Перечитывая драгоценные строки, Шамиль старался заново постичь каждое слово наставника, потому что лучше других знал, что это не просто слова. Каждое из них могло быть ступенькой, по которой посвященный восходил к истинам, не доступным для понимания простыми людьми. Это был язык избранных, где даже пустоты между словами могли означать больше, чем целые книги, сочиняемые невеждами. Немощный телом, шейх был могуч духом и умел наделять имамов особой силой.
– Всегда держи с нами связь, – повторял Шамиль и размышлял: – Я ведь так и делаю, стараюсь делать. А «с нами» означало, что святой шейх призывал на помощь своих великих предшественников, что он предвидел свое расставание с этой жизнью и сообщал о том, что ему известен его приемник – новое звено Золотой цепи.
Шамиль знал только одного человека, который был способен продолжить дело Ярагского. И это вскоре подтвердилось: следующим звеном Золотой цепи, шейхом Накшибандийского тариката стал потомок рода пророка Джамалуддин Казикумухский, которому Ярагский передал руководство орденом.
Джамалуддин был одним из учителей Шамиля, в честь которого он назвал своего старшего сына. Имам, как и многие другие, верил, что в Джамалуддине отразилась благодать пророка, наделившая шейха необычайной духовной силой.
Когда Омар-хаджи вернулся с головкой сыра, обернутого душистой травой, кувшином меда и большим круглым хлебом, Шамиль этого даже не заметил. Он был поглощен письмом и своими размышлениями.
Омар-хаджи осторожно положил гостинцы на стол и вышел.
Шамиль мог бы еще часами наслаждаться благодатными строками шейха, но его ждали люди. Он спрятал письмо и только теперь увидел, что на столе ждет еда. Но Омара-хаджи не было.
Шамиль убрал письмо и вышел на Ахульго. Здесь он увидел, что Омар-хаджи беседует с белобородыми старцами. Когда к ним подошел Шамиль, сопровождаемый Юнусом и Султанбеком, старики уважительно поздоровались, а Омар-хаджи сказал:
– Думаю, их людей мы тоже примем в Согратле, а остальных разместим в соседних селах.
– Там вам будет хорошо, – заверил Шамиль.
– Дай Аллах здоровья имаму и его наибам, – согласно закивали старики.
– Наши дети тоже в мюридах.
– Скажите своим людям, чтобы собирались, – сказал Омар-хаджи и пошел за Шамилем, который хотел узнать, как идут дела у других наибов.
– Брат мой Омар-хаджи, – сказал вдруг Шамиль.
– Я прошу тебя остаться здесь, со мной.
– Не проси имам, приказывай, – ответил наиб.
