Поначалу Марина боялась, что Лаци и Фери станут её разыскивать. Если от ворот гарнизона доносился треск мотоцикла – вздрагивала. Перестала ходить на пляж, по городу шла с оглядкой, почти не сидела в кафе. Но её не искали, и она их не встречала. К тому же, хотя и стояла летняя погода, но заканчивался сентябрь, и она подумала: они уехали в Будапешт, ведь уже начинаются занятия в институте. И успокоилась. И как раз тогда-то обнаружила, что беременна.
– Ну вот и всё, подруга, – сказала ей с весёлой решительностью Раиса. – Твой Василий жаловался тебе, что жена у него больна и детей иметь не может?
– Ну да, – кивнула Марина. – Он оттого и тянет с разводом, жалеет её.
– Не только от этого, – усмехнулась Рая. – И начальства боится, и партийный он, а партком тоже разводы не любит. Но теперь другое дело! Ребёнок! – Она подняла палец, словно кому-то погрозила. – Тут всем ситуация будет ясна. Семья – это не муж и жена, а непременно ещё и дети. Ребёнка без отца не оставят, дадут добро на развод. Да ещё и поторопят с женитьбой, чтоб дитё законное родилось. Беги, радуй своего капитана, он счастлив будет.
Марина вздохнула. Она сидела в маленьком кабинете, в магазине, пила чай. Сюда, к Раисе, она первой прибежала. С новостью.
– Тут такое дело… – протянула и запнулась. – А вдруг ребёнок не Василия?
– Не поняла… – но, ещё не окончив фразы, Раиса охнула. – Да ты что! А сроки?
Марина невесело усмехнулась. Той единственной ночи с Лаци предшествовала ночь с Василием, да и потом, почти сразу, с ним же. А срок как раз от тех дней.
– Так. – Раиса подумала и хлопнула ладонью о стол. – Вероятность забеременеть от венгра – один процент. А от Василия – девяносто девять. Но даже если… Он ведь ничего не знает?
– Никто не знает, кроме тебя.
– И не надо ему знать. Пусть радуется ребёнку.
– Нет, Раечка, я так не могу. – Глаза у Марины были печальные, но голос решительный. – Обмануть человека, заставить его растить, может быть, чужого ребёнка…
Марина представила: из-за её подлого вранья советский офицер носит на руках, целует, любит и считает своим ребёнка какого-то венгерского гомосексуалиста! Её передёрнуло от омерзения.
Она сделала аборт. Тяжело перенесла его, порвала связь с капитаном Дробниковым. А тут, как манна небесная, – предложение уехать работать в Египет, в госпиталь Каира.
Чаренцовы
Александра – Сашу, – Марина полюбила сразу. Сначала – как героя. Все в госпитале знали, как Чаренцов был ранен, восхищались им. Когда ещё неизвестно было, выживет молодой офицер или нет, у неё к нему была нежная жалость. Она ассистировала при операции, а потом хирург сказал:
– Ты, Марина, будешь у него личной медсестрой. Выходи парня, он того стоит.
Когда стало ясно, что Чаренцов будет жить, а он, к тому же, стал стремительно набирать силы, Марина увлеклась им уже просто как хорошим и красивым парнем. И решила: «Будет мой, никому не отдам». Это оказалось не трудно, потому что Александр сначала был сильно зависим от неё, а потом сильно привязался. Марина была уверена – полюбил её. Ничего плохого не видела она в том, что, помимо влюблённости, был у неё и расчёт. Женщина просто обязана заботиться о будущей семье! Чаренцов в двадцать три года – капитан, герой, орденоносец. Ясно, что ему широкая дорожка стелется по службе. Наверняка пошлют учиться в военную академию, в Москву. А там, даже если придётся немного покочевать, круг на Москве и замкнётся. Может, она ещё будет совсем не старой женщиной, а уже – генеральшей…
Александру и в самом деле предложили учёбу в военной академии. Но он отказался: «Я боевой офицер». Ни жена, ни товарищи, ни старшие командиры не смогли его уговорить: «После академии ты будешь ещё более боевым!» Он сказал, как отрезал: «У меня уже есть хорошее военное образование. А остальное я буду изучать на практике».
До начала 71-го года Александр, Марина и их родившийся сынишка Миша оставались в Египте. Александр продолжал обучать египетских офицеров работать на новейших зенитно-ракетных комплексах. В марте Чаренцовы вернулись в Союз, в гарнизон одного из небольших городов. Там Александр получил хорошую квартиру и должность. Но в Главный штаб уже пошёл от него рапорт: как офицер, имеющий опыт и боевой, и интернациональный, Чаренцов просил направить его туда, где этот опыт может пригодиться. Он знал, что советские военные «советники» действуют во многих горячих точках мира. В странах Африки, Азии, Латинской Америки шли национально-освободительные войны. И капитан Чаренцов, хлебнувший однажды незабываемое чувство «упоения в бою», пропал на военных тропах джунглей, саванн, пампасов…
Жена и сын почти не видели его. Они были хорошо обеспечены: повышенная зарплата мужа перечислялась на сберкнижку Марины, она пользовалась спецмагазином для офицеров высшего состава.
Марина видела мужа в короткие, всегда внезапные его появления, узнавала, что он уже майор, потом – подполковник. Скупо рассказывал он, что был во Вьетнаме, или в Анголе в составе кубинского отряда под именем Диего Родригеса.
– Разве там нужны артиллеристы-зенитчики? – спрашивала Марина.
– Там все нужны, – отвечал он. – Впрочем, я давно уже и десантник, и пластун, и снайпер…
Дважды ей сообщали о его тяжёлых ранениях, но через время он ненадолго появлялся, подтянутый, резкий в движениях, словно высушенный экзотическими ветрами.
– Он бессмертный, – говорила Марина подругам. – Ему любые ранения нипочём.
За эти годы она окончила медицинский институт, специализировалась в кардиологии. Мише было уже девять лет, он рос в постоянном ожидании отца-героя и в восторженных воспоминаниях о коротких встречах с ним.
В 1979 году подполковник Чаренцов с первыми советскими частями вошёл в Афганистан. В апреле 80-го года Марина получила сообщение, что её муж, вместе со всем отрядом, погиб при выполнении боевого задания в горах под городом Газни. Тела погибших вывезти не удалось.
В то время Марина уже заведовала отделением кардиологии в обкомовской больнице. Секретарь обкома Борис Андреевич Полозов наблюдался у неё – сердце пошаливало. Он не скрывал, что Марина ему очень нравится. А она… Поразительно, но при своей такой семейной жизни, Марина оставалась верна мужу. Хотя не раз могла бы иметь любовников. Что-то удерживало её: сынишка, а, может, какие-то давние воспоминания. Но не любовь к Александру – её уже не было. Как не было и его любви к ней…
Любовь у Александра прошла как-то мгновенно. Марина в это поверила не сразу. Но куда было деваться? И женской интуицией она поняла: что-то случилось именно на свадьбе. Оттуда идёт отсчёт его внезапного и необъяснимого охлаждения. А он ведь любил её, она не ошибалась. В госпитале у них была настоящая душевная близость, ещё до физической близости. А уж когда это случилось, Александр просто был неутомим и неистов. А после дня свадьбы – ну как отрезало! У них того, что называется «супружеская жизнь», практически не стало. Александр под разными предлогами избегал близости. Хотя иногда, с каким-то отчаянием и необузданностью, он брал её. Это случалось редко, обычно в его короткие появления между «боевыми командировками». И это был уже другой мужчина, не её Саша…
