– Я тебе могу много таких подарить, – довольно засмеялся Повелитель. – Сколько хочешь.
– Я могу много захотеть.
– Уверяю, договоримся. Только работай с Полем, девочка! Хорошо работай.
– Я буду стараться.
– Будешь.
Желтые глаза Ладожского властелина вдруг вспыхнули таким светом, что Алексии стало по-настоящему страшно. Страшно – от контраста. Все те фразы, слова, что произносил Маар – были обычными человеческими словами и фразами, присущими пусть и немного самоуверенному, но, несомненно, умному и начитанному человеку. Да-да, начитанному! Ибо кто еще мог знать о викингах?
И вот эти обычные слова и фразы сочетались… нет, не только с жуткой внешностью, но и с не менее жутким сознанием. Сознанием хищной, жаждущей власти и крови твари, остановить которую могло только одно – смерть.
Лязгнули двери. Вошедшие стражи ввели, точнее – втащили двоих. Двое парней, одному – лет шестнадцать, другой года на три-четыре помладше. Оба белобрысые, худощавые и сильно похожие, по всей видимости – братья.
– Братья Сивус и Карг, – осклабясь, представил парней монстр. – Из лесной деревни, как мы их здесь, в крепости, называем – чудь белоглазая. Когда-то верно служили мне, а теперь вот решили предать.
– Никого мы не предавали, – мрачно пробурчал один из парней, тот, что постарше. – Просто отдали новым хозяевам оброк. Да они сами его забрали, мы тут совсем ни при чем!
– Ишь ты – «новым хозяевам»! – Маар издевательски усмехнулся. – И, между прочим, мой оброк. А кроме того, именно вы… ты, Сивус, и ты, юный Карг, показали пришельцам охотничьи угодья. Тоже мои, между прочим. Обидно?
Посмотрев на пленницу, Повелитель Ладоги сам же, не дожидаясь, ответил с интонациями маленького избалованного ребенка:
– Обидно! До слез. – Качнув безобразной башкой, Маар глянул прямо в глаза младшему пареньку, Каргу: – А ты еще говоришь, что некий Кир – отважный и благородный человек.
«Кир!» – про себя ахнула Лекса. Значит, это все ж таки – свои. Что ж, она, в общем-то, и раньше в этом не сомневалась.
– Не благородный он, а обычный разбойник, вор, – между тем продолжал монстр, как бы сожалея.
Мальчик сверкнул глазами:
– Так я и не говорил никому, что этот Кир…
– Не говорил, но ведь подумал, да? – вкрадчиво осведомился Ладожский властелин. – Ты хороший мальчик, Карг. А вот твой брат…
– Что – мой брат?
– Он ведь убивал моих воинов. Да-да, двух крыланов… – Резко вскочив с кресла, Маар склонился над Сивусом. – Там, в балке? Скажешь, не так? Убил сразу двоих…
Подросток вздрогнул:
– Они сами… сами напали, первыми! Я… мы с братом просто хотели уйти.
– Сбежать с моей лесопилки, – с деланой горечью развел руками монстр. – Обрати внимание, любезная госпожа Алексия. С моей лесопилки! Мои же работники! Убили моих же слуг. Да-а… уж не знаю, как их теперь наказать? Хотя… не буду больше хитрить, знаю. И ты сама, девочка, сейчас увидишь – как. Я же не зря рассказывал тебе о викингах.
Обернувшись к стражникам, Маар повелительно кивнул. Кто-то из слуг, подбежав, почтительно протянул ему меч, судя по виду – старинный, с небольшой гардой и тускло блестящим лезвием.
– Каждый добрый меч в древности имел свое имя. – Повелитель искоса взглянул на пленницу. – Этот вот звали – «Перст судьбы». Вон, на нем написано, прямо на клинке… Нет, нет, потом посмотришь. Сейчас некогда, сейчас – на другое смотри.
И снова знак стражникам:
– Старшего!
С парня быстро сорвали рубаху, бросили на грязный пол, на живот…
Сверкнул меч… Острое лезвие впилось между лопатками, в спину… брызнула кровь, и вырванные ребра вывалились наружу.
Несчастный дернулся, закричал от невыносимой боли… Наверное, слишком громко закричал – Маар тут же расшиб ему голову, ударив сапогом в висок, а прикончив, довольно протянул Лексе окровавленный меч:
– Вот теперь прочти… видишь? Впрочем, ни за что не прочтешь. Это вовсе не обычные буквы, а древние, они назывались – руны. Что ты так побледнела-то? Ах, да, забыл пояснить. Это такой удар. У викингов назывался – «Кровавый орел» или «Красный орел». Поверь, очень сложный. Одним ударом клинка вскрывается спина, выламываются ребра. Потом еще хорошо бы вытащить наружу легкие – как крылья. Увы, что-то не захотелось. Этот парень слишком уж громко кричал. Неприятно, да. Ничего! Есть еще второй – вот на нем мы и попробуем провести все до конца. Эй, слуги…
– Не-ет! – закричала Лекса. – Не надо. Не очень-то мне все это нравится… кровь, эти ужасные крики. Голова от них разболелась.
– Вот и у меня… Ну, пошли к Полю, девочка. И этого захватим с собой!
Махнув рукой стражникам, Маар вдруг обхватил пленницу щупальцем и, пахнув кровавой отрыжкой, молвил:
– Я казню тебя именно так. Вырву из твоей спины легкие. Это больно, очень больно, поверь. Говорю тебе – чтоб ты знала. Как только ты сделаешь что-нибудь не так… Как только я тебя хоть в чем-нибудь заподозрю…
Гнусная тварь! Кровожадный ублюдок. Алексия не боялась монстра ни капельки… вот только мальчишек было искренне жаль. Ничего! Отмстим и за них. И за старшего, и за младшего… в казни которого, судя по всему, предстоит участвовать и самой Лексе. Просто швырнуть в Синее поле. В обмен на что-то…
Ну, ясно – на что. Дюжий слуга с широким, как свиная морда, лицом нес под мышкою минометный патрон, все тот же «заряд-выстрел», так нужный Маару. Сколько таких зарядов выйдет с этого несчастного мальчишки? Да много выйдет!
И что теперь делать? Да, жалко мальчика. Но ведь, с другой стороны, Маар все равно не оставит его в живых. Казнит страшной казнью – «Красным орлом». Казнит, а потом сожрет. Со всем удовольствием. Так что умереть в Синем поле для несчастного бедолаги, пожалуй, лучшая участь.
Лекса вздохнула, невольно глядя на недавно распустившиеся в саду цветы мать-и-мачехи. Желтые мохнатые солнышки радовались погожему дню, казалось, столь же искренне, как когда-то радовалась Алексия. Да ведь и правда! Чего еще надо-то? Синее небо, сахарно-белые облака, солнышко, травка, вон, зеленеет, река блестит. Так нет же! Все неймется некоторым. Надо людей казнить, унижать, держать в полном страхе. Сволочь осминожья. А что тут еще скажешь-то?
Парнишка знал, что его сейчас казнят. Тонкие губы его дрожали, бледное лицо покрылось красными пятнами – болезненным румянцем предчувствия близкой смерти. Ничто не могло сейчас спасти несчастного. Ничто и никто.
«Почему он не побежит?» – искоса поглядывая на мальчика, вдруг подумала Лекса. Ведь руки не связаны, тем более – ноги. Побежал бы, рванулся вот прямо сейчас. Мимо колодца к строящейся башне, а там – сиганул бы в реку… Да, водица сейчас не ахти, студеная. Но, может, и выплыл бы, добрался бы до того берега? Конечно, беглеца вполне могли перехватить и в крепости, поймать или пришибить метким выстрелом, достать арбалетной стрелой. А могли и не достать…
