Хуторянин покачал головой:
– Ненависть – для них слишком сильное слово. Не ненавидим, нет. Скорей – презираем. За их манеры, за тупость и дикость… за все! Вот зачем, скажите, в голодный год покупать у торговцев чернокожих рабынь, не столь уж и красивых?
– И зачем же?
– А чтоб соседи завидовали! Тупой деревенщине, видите ли, почему-то кажется, что все будут думать: «Ах какой молодец, вот это мужик!» Хотя на самом деле зависть всегда ходит рука об руку с презрением и пожеланиями несчастья. Спер где-то чернокожих? Да чтоб они у тебя сбежали. Чтоб ты сам сдох. Извиняюсь за грубые слова, но именно так и говорят деревенские, так они думают. Потому никто их и не уважает.
– А в крепости думают не так?
– Нет. Здесь у всех иные мысли.
– А деревенские умеют стрелять?
– Выспрашиваете? – Йован Рыбак холодно прищурил глаза, впрочем, тут же снова рассмеялся. – Умеют, только с патронами у нас, как вы и без меня знаете, напряженка. Но с вашей помощью… Как-то раз одному «внешнему» увальню подсунули холостые патроны. А он раздразнил на охоте медведя, да потом задумал его пристрелить… дым, грохот! А пули-то – нет! Вот медведь-то его и разодрал в клочья. Все со смеху попадали.
– Ужас какой!
– Пустое! А вы и впрямь красивы… очень! Как же я вас раньше-то не разглядел?
Как это почти всегда и бывает, бал постепенно превращался в самую заурядную пьянку. Тем более, Хозяина не было, а без господского глаза – гуляй, рванина! Кот из дому – мыши в пляс. Кое-где во дворе уже завязывались драки. Слышно было, как хлестались, ругались, орали. Самое странное, что «внутренняя» стража не обращала на пьяных драчунов никакого внимания. Наоборот, стражи, если и сами не дрались, то находились среди самых активных зрителей.
– А вот, давай, наподдай ему!
– В ухо бей, в ухо!
– Да кто ж так бьет, сволочи?
Выйдя на улицу немного отдышаться от спертого воздуха башни, Алексия скромненько встала у крыльца, глядя, как идут куда-то в сад Йован Рыбак и Мара. К пленнице-гостье никто не приставал, даже самые пьяные. Да посмели б! Невдалеке почтительно держались приставленные монстром слуги.
А Маар не дурак – глядя на драки, в который раз уже отметила для себя Лекса. Понимает, что нельзя все время сжимать кулак – чревато взрывом. Вот и дает иногда народу возможность расслабиться, вот как сейчас. Погуляют немного, отдышатся… а потом опять всех – в бараний рог! Но ведь погуляли ж на славу, подрались – что хотели, то и делали. Вот она, свобода-то, вот! Потому не только боялись Ладожского властелина, но и любили. Вполне искренне. Готовы были за него жизнь отдать.
– Пойду спать, – покусав губу, Алексия махнула рукой стражникам. Те почтительно поклонились, все же проводив ее до самых ворот башни. Вокруг горели факелы, слышались пьяные крики, хохот, а кое-где – и удалая песнь.
В задумчивости встав у полураскрытой двери, пленница вгляделась во тьму, озаряемую оранжевыми сполохами факелов. Потом, немного постояв, вышла… Йован Рыбак рассказывал, как деревенщине подменили патроны. Подменили, ага…
Пользуясь всеобщей суматохою, девушка выскользнула на улицу и, никем не замеченная, спокойно прошла к Климентьевской башне. Обиталище монстра в эту ночь, похоже, никто не охранял. Впрочем, охраняли ли раньше – тоже вопрос. Вряд ли хоть кто-то, находясь в здравом уме, осмелился бы сюда сунуться. По этой же причине почти во всех помещениях башни вовсе не имелось замков. От кого запирать-то? Только лишь пленников запирали, да и то – обычно в подвалах. Кроме факелов вокруг сияли усеянные светлячками гнилушки. Одну такую как раз и подобрала Лекса. Сунула под плащ. Очень даже пригодится, ага.
– Велики-и-ий! – гулко пронеслось над головою.
– Господи-ин!
– Ладога!
Часовые все ж таки перекрикивались на башнях, зорко несли службу. Как видно, нынешний внутренний беспорядок не касался их напрочь. Понятно. Пир – пиром, а служба – службой. Согласно уставу… или что там у них есть.
– Ла-а-адога!
– Господи-и-и-ин!
– Великий!
Лекса зябко повела плечом. В конце концов, если попадется, можно будет просто сказать, что ошиблась башнею. В темноте-то не больно разберешь. Наивно? Ну, вообще-то да. Лучше просто сказать – явилась за пистолетом. Мол, очень уж «Намбу» понравился. Тем более, что кое-кто обещался его подарить. Да, вот так! Выкрасть решила. Хотя нет, не выкрасть – просто на время взять. Потом копировать в Поле и… Да, так и сказать!
Пока мозги думали, ноги – делали. Проникли в башню монстра. Зашагали по лестнице, прямо в тот самый «музейный» зал…
– Кто здесь?
Все ж таки окликнули! Ну надо же – перед самой дверью. Маар все же не рисковал остаться совсем без стражи.
– Господин просил кое-что принести! – звонко отозвалась девчонка. – Я еще от себя спрошу – гитары у вас тут нет?
– Не, гитары нет. – Часовой отозвался откуда-то сверху, с лестницы или даже с галереи. Отозвался весьма озадаченно – как видно, гитару-то здесь спрашивали не часто.
– А какого-нибудь бубна, что ли?
– И бубна – вряд ли.
– А не знаешь, у кого спросить?
Немного подумав, часовой послал ее к Воротной башне: там, мол, и спроси. Поблагодарив, девушка шумно затопала ногами… мысленно приказывая караульному забыть про нее напрочь. Просто подумала вдруг, раз ее мысли ни один телепат не читает, так, может, она тоже сумеет хоть на кого-то ментально влиять. Хоть на часового… вот так…
Осторожно ступая, девушка приоткрыла дверь, протиснулась. Вытащила из-под плаща гнилушку со светлячками. В их тускло-голубом мерцающем сиянии, конечно, мало что можно было рассмотреть, уж очень нужно было бы постараться. Лекса старалась. Прошлась вдоль стен к знакомому ящику, наклонилась, посветила…
«ВОГ-25». Ага! Вот они, «патроны-выстрелы»! Металл приятно холодил ладони… Раз, два, три – быстро перебирала девушка. Не просто перебирала – вчитывалась в бирки. «Кумулятивно-осколочный», «фугасный»… ага – вот и «дымовой», а вот «красный сигнальный». Отлично! Как говорили в седой древности – то, что доктор прописал.
Бирки были написаны от руки на бумаге… нет, на тонкой бересте. Приклеены крепко. Видать – рыбий клей. Лекса все ногти сломала, пока отдирала. Тем более, отдирать-то надо было аккуратненько, чтоб потом так же аккуратненько переклеить, предварительно полизав языком.
Удалось, чего уж! Правда, пленница провозилась долго, и когда, никем не замеченная, выскочила на улицу, край неба за Волховом уже занимался алой рассветной зарею.
Пьянка-гулянка заканчивалась – кого-то растаскивали под руки стражники, а кто-то истово рыгал, опираясь на каменную кладку башни. Погасли факелы. Лишь тлели светлячки, да два «Чинука» время от времени прорезали двор яркими кинжалами прожекторов.
