Как бы то ни было, а Мара с Киром остались вдвоем. Позади и вокруг угрюмо щерилась ветками почти непроходимая чаща, впереди же лежало болото. Такое же непроходимое. Если не знать, где выложенная из веток и хвороста тропка – гать.
– Там дальше – места богатой охоты, – оглянулась женщина.
Пояснила и вдруг фыркнула, рассмеялась:
– Просто я подумала, ты хочешь спросить – кто и зачем выложил эту гать?
– Да, наверное, спросил бы. – Молодой человек улыбнулся в ответ. – Правда, куда интереснее знать, не кто ее выложил, а куда она ведет и где здесь приметы. Какие-нибудь вешки или что-то такое.
– А нет никаких вешек, – махнула рукой Мара. – Просто система знаков, и все. Сейчас идем во-он на ту сосну, делаем ровно пятьдесят пять шагов и резко сворачиваем влево – к островку.
– Сложная система. – Сотник одобрительно кивнул, глядя, как прыгнула в небо выпорхнувшая прямо из-под ног тетерка. – Запомнить – надо мозги иметь.
– Я имею, – негромко сказал Мара.
Этот ее голос, приглушенный, мягкий, очень нравился Киру. Как и сама женщина. Стройная фигурка в облегающих шерстяных штанах и куртке из шкуры лося, густые, иссиня-черные волосы, лучистые жемчужно-серые глаза, сиявшие на смуглом лице, как звезды. Она была немного старше Кирилла, года на два, на три… но выглядела ровесницей.
– Сейчас я проверю гать… И подождем остальных, – озабоченно оглядевшись по сторонам, предложила женщина. – Ты бы пока развел костер, а? Что-то я немного замерзла.
И впрямь, денек-то нынче выдался пасмурный, туманный. Хоть настоящего – ливнем – дождя и не было, но висела в воздухе серая промозглая сырость. Стыла каплями на ресницах, забиралась под воротник, зябко холодила спину.
Вот и проводница все время ежилась. Да, костерок бы не помешал.
Оглядевшись вокруг, сотник приглядел подходящую сухостоину. Повалить, переломать, обрубить ветки – вот и хворост, вот и костер. И еще старой сухой коры надрать бы для растопки неплохо. Хотя бы с того пня, что…
Кир обернулся. Он хорошо помнил, что только что видел чуть в стороне пень. Высокий такой, трухлявый, с пробивающимися тонкими побегами-ветками. Ну, был же пень! Вон там… А вот нет! Исчез. Что ж – показалось, бывает.
Свернув с тропы, Кирилл подошел к сухостоине, примерился, ударил ногою…
И вдруг услыхал крик! Позади, у болота, кричала женщина. Мара!
Молодой человек бросился на выручку со всех ног, на ходу вытаскивая из кобуры верный «маузер»…
Мара уже наполовину была в трясине! Руки и ноги ее опутали отвратительные зеленовато-желтые щупальца, и еще одно такое же щупальце жадно тянулось к шее. Опасаясь стрелять, Кир убрал «маузер», выхватив из ножен штык-нож от «калашникова».
– Держись, Мара! Держись!
Кирилл с ходу бросился в трясину, ударил, отсекая проклятые щупальца, безжалостно кромсая ножом, отрывая от женского тела…
Рядом, в буровато-зеленой холодной болотной жиже вдруг пошли круги. Обладатель щупалец явно не собирался вот так, за здорово живешь, упускать добычу. Откуда-то из глубин трясины, вспучивая ряску, с бульканьем поднялась безобразная пупырчатая голова монстра с целым поясом множества желтых омерзительных глазок, сиявших ненавистью и самой жуткою злобой!
У хищника отбирали добычу… Хотели отобрать.
– Пригнись, – закричала вдруг Мара. – Сейчас он… ядовитой слюною…
Кир не стал пригибаться. Вот еще – перед всякой болотной тварью кланяться! Просто вытащил «маузер» да тут же выстрелил, почти не целясь.
Куда попал – не видел, а только тварь, что-то невразумительно пробулькав, враз погрузилась обратно в трясину… туда же с необычайной быстротой втянулись-уползли щупальца. Словно б они были сами по себе – змеи.
Схватив женщину в охапку, Кир отнял ее у трясины, буквально вынес на руках… и это показалось ему делом очень и очень приятным.
– Холодная какая вся! Сейчас – костер. Я быстро. Сейчас…
Миг – и весело запылали сухие ветки. Вспыхнуло яркое веселое пламя, пополз между деревьями полупрозрачный беловато-сизый дымок.
Мара повеселела, заулыбалась… И вдруг красивое лицо ее скривилось от нестерпимой боли.
– Болотные осьминоги обычно выпускают яд… До тела щупальцами добрался, гад. Разорвал куртку…
– И что теперь делать? – озаботился Кир.
– У меня мазь есть… Там, в котомке… – Мара кивнула в сторону гати.
Молодой человек поспешно вскочил на ноги:
– Ага, понял. Сейчас принесу!
Когда принес, Мара уже сняла куртку, улеглась на живот, оголив спину. Повернув голову, глянула искоса на Кирилла:
– Нашел мазь?
– Угу.
– Так намажь мне спину. Скорей!
У нее оказалась нежная и горячая кожа. Которую было так приятно гладить… Так приятно, что Кир на секунду закрыл глаза… А потом, неожиданно для себя, поцеловал женщину между лопаток…
– Обними меня, – повернув голову, томно прошептала Мара.
* * *
– Да говорю ж, по ногам стрелял! Христом Богом клянуся, ага.
– А чего ж она тогда – мертвая?
– Да не мертвая, а сомлела! Глядико-сь, и крови-то нигде не видать. А, коли б попал, дак кровило б!
Чьи-то грубые голоса. Какой-то знакомый запах. Не сказать, чтоб неприятный… в отличие от голосов.
– Гриня, давай-ко ей по щекам постучим, а!
– Не надо! – Дернув шеей, Алексия открыла глаза… и тут же согнулась от боли под сердцем. Словно бы кто-то саданул, стукнул…
– Эй, эй, девица!
Снова потемнело в глазах… правда, ненадолго совсем. Выглянуло, вышло из-за облако солнышко, застыло за ветками лип, улыбнулось, будто бы приголубило. Вставай, мол, Лекса, хватит лежать, мертвечину из себя изображая.
– Здрасьте! Вы кто?
– О! – обрадованно переглянулись двое.
Оба в одинаковых темно-красных кафтанах до пят, подпоясанных каким-то кушаками. Оба при саблях. У одного – помоложе, чернявого – в руках древний кремневый пистолет, у другого – того, что постарше, с бороденкою седоватой – ружье. Тоже древнее. Длиной метра полтора, с граненым стволом, и даже не кремневое – фитильное!
– Мы-то – стрельцы-молодцы! А вот ты – лазутчица! Одета не по-нашему, лопочешь тоже непонятно как. Да еще и стриженая – тьфу!
– Это кому тут моя прическа не нравится? – поднявшись из травы, подбоченилась девушка. – Тебе, что ли, борода?
Стрельцы-молодцы снова переглянулись. Тот, что помоложе, радостно потер ладони:
– Ну, точно – лазутчица!
Старший погладил по стволу пищаль:
