– Владимир Степанович, я ценю ваше время, а вот вы, похоже, нисколько. Давайте опустим этап набивания себе цены и демонстрации значимости. Кто вы, мне хорошо известно, знаю я и о вашей влиятельности etcetera, как говорится. Поэтому давайте будем считать, что я достаточно выразил свое почтение и долго, долго упрашивал рассказать мне все как есть, а вы исключительно по доброте душевной это сделали.
Притаившись, словно мышь под веником, я сидела в уголке дивана. В голове бегущей строкой по кругу носилась лишь одна мысль: «Буря, скоро грянет буря». Воздух сгустился настолько, что, будь у меня под рукой нож, я наверняка смогла бы разрезать атмосферу, словно сливочное масло.
Не мигая Татарский смотрел на Креольского, а потом… расхохотался. Это было так неожиданно, что я даже вздрогнула.
– Да, а вы похожи на своего брата только внешне. Юрка, царствие ему небесное, подобного себе не позволял. О покойных либо хорошо, либо никак, но, если честно, скользкий он был тип, неприятный. Не люблю таких.
Покосившись на Олега и увидев, как напряглось его лицо, я оглянулась назад в поисках выхода – в данной ситуации может случиться все, что угодно, так что не мешает заранее продумать маршрут бегства. И снова ошиблась – Олег Креольский, к его чести, умел сдерживать эмоции. Но они не укрылись от внимания Татарского, который, засмеявшись, поднял вверх руки в знак примирения:
– Ну, ну! Не сердитесь! Зато теперь мы квиты. И все же, увы, – Татарский снова нацепил маску жесткого депутата, – добавить мне совершенно нечего. Все именно так, как я и сказал. После вашего звонка я позвонил своему юристу, который заверил в правомочности хранящегося у меня экземпляра брачного договора. Так что я принимаю ваши извинения, но мне, слава богу, ничего не угрожает.
– Вы знаете, мы нашли черновик вашего брачного договора и позволили себе с ним ознакомиться. Прошу прощение за вмешательство в личную жизнь, но скажите, а какие у вас отношения с супругой?
На этот раз пришел черед окаменеть лицу Татарского. Хотя, думаю, и это слово в данном случае не совсем уместно, просто моего красноречия явно недостаточно, чтобы описать мимическое выражение лица нашего собеседника. В какой-то момент мне даже показалось, что он может ударить Олега, но только показалось, так как спустя какое-то время депутат справился со своими эмоциями и даже сумел изобразить некое подобие улыбки.
– Отличные! Просто замечательные. У нас крепкая дружная семья, в которой царят любовь и взаимопонимание.
Надо же, шпарит как по писаному. Хотя, подозреваю, так и есть – по дороге сюда я имела счастье ознакомиться с агитационной статьей об этом господине. Кажется, в ней о его личной жизни рассказывалось именно так – слово в слово.
– А сейчас, – Татарский неожиданно поднялся, – если позволите, разрешите откланяться. Я и так уделил вам куда больше времени, нежели планировал вначале.
С этими словами хозяин удалился. Резко и решительно. Ни тебе улыбки, ни рукопожатий на прощание. Зато тут же, словно из воздуха, материализовался лакей-привратник. Или дворецкий? Увы, но я так и не разобралась. И теперь уже, по всей видимости, не разберусь. Вряд ли нам суждено попасть в этот дом снова.
Но я ошибалась…
* * *
– Да, Владимир Степанович. Я понял! Сейчас будем, – Креольский резко развернул машину и стрелой помчался в обратном направлении. После того как мы покинули дом Татарского, он не проронил ни слова, а я не решалась задавать вопросы – на этот раз даже моих зачаточных знаний о мужской психологии хватило, чтобы понять – беспокоить сидящего рядом субъекта – себе дороже. И хотя интуиция и теперь просила меня промолчать, я все же не удержалась и спросила:
– Что случилось? – тут же вжала голову в плечи, ожидая услышать что-то резкое и неприятное, учитывая, что официального примирения по-прежнему не состоялось. Однако Креольский ответил довольно миролюбиво:
– А черт его знает. Звонил Татарский, сильно матерился. Сплошные междометия, но явно что-то неладно в Датском королевстве.
– Где? – удивилась я.
– А-а-а, забудь, – непонятно чему рассмеялся Олег, – в общем, сдается мне, из этой встречи мы вынесем гораздо больше, чем ожидали. Нюхом чую – мы близки к разгадке. – В этот момент Креольский и впрямь был похож на собаку, взявшую след.
«Неужели это все?» – промелькнувшая в голове мысль, вопреки всякой логике, не принесла облегчения, не доставила радости, лишь напомнила о неопределенности моей судьбы и… Конечно, было кое-что еще, но об этом я не хочу думать сейчас – лучше подумаю об этом позже.
Вновь нелепые в своей величественности ворота, невозмутимый дворецкий на пороге, огромный холл и Татарский, неожиданно утративший высокомерное спокойствие. На этот раз хозяин расхаживал по комнате, словно раненый зверь в клетке.
– Я убью ее! Засажу! Засужу!
– Ты понимаешь, что происходит? – поинтересовалась я у Олега шепотом, но тот лишь неопределенно мотнул головой.
– Она убийца! Она! Точно! А сынок мой соучастник. Гаденыш! Обоих сгною в тюрьме! Обоих!
– Так, по-моему, пора вмешаться, – лед в голосе Креольского несколько охладил пыл Татарского. Тот все еще пыхтел, но уже заметно меньше. Между тем Олег продолжил: – Кое-что мне уже понятно, но все же дополнительные объяснения не помешают.
Ну надо же, ему что-то понятно! Как по мне, так вообще одни неизвестные.
– Да, извините, – кажется, Татарскому наконец-то удалось взять себя в руки, и перед нами вновь предстал величественный и невозмутимый предприниматель и депутат.
– После того как вы ушли, я на всякий случай решил проверить свой экземпляр брачного договора. Так вот – он пропал!
– Это я уже понял, – новость совсем не удивила Олега, хотя я все еще мало что понимала. – Я даже догадался, что исчезновение документа выгодно вашей жене и сыну…
– На самом деле пасынку, – поправил Татарский, – Андрей сын моей первой жены, но я растил его буквально с пеленок и всегда относился как к родному. И вот как он мне отплатил!
Мне показалось, что хозяин дома вот-вот сорвется на крик, но этого не произошло, и я восхитилась выдержкой этого человека, потому что дальнейший его рассказ убедил меня в том, насколько трудно ему это далось.
– С Ангелиной мы познакомились пять лет назад. Она тогда секретаршей у моего партнера по бизнесу работала. Ну, молодая, красивая, конечно. Только не в этом дело. Хотите верьте, хотите нет, но таких, как она, у меня вагон и маленькая тележка было. Сами понимаете, вокруг людей моего положения красивые девки, как мухи вокруг дерьма, вьются, но Гелька… Я ее любил! По-настоящему полюбил.
– И поэтому заключили брачный контракт, – не удержавшись, пробурчала я себе под нос. Сказала тихо, но Татарский все же услышал. Но, как ни странно, не рассердился.
– Брачный договор на самом деле – это ее идея. Не поверите. Я ведь все имущество после брака на Гелю переписал. В моем положении так многие делают, по понятным причинам. А Гельке я доверял как никому. А она гордая же, честная. Настояла на брачном договоре. Говорит, все простить смогу, кроме измены. Изменишь мне, ничего не получишь. Потому и оговорку об измене включили в контракт, договорившись – имущество отойдет тому, кто верен останется. А оно вон как обернулось…
