Башня замирает стволом к воротам. Хорошая мера предосторожности, только бесполезная. Ворота никто штурмовать не собирается. Никто вообще не собирается идти на штурм. За долгие дни и ночи, по сантиметру в час, все бойцы выползли на удобные позиции. Теперь территория разведцентра простреливается насквозь. Это понятно даже без пристрелки, по показаниям обычной прицельной панорамы. Почему не закрываются ворота? А-а… военная хитрость! Даже здесь, в центре Тирании, Конта не теряет бдительности. Похвально. Советник становится настоящим разведчиком. Ждать удара из-за угла, постоянно находиться в боевой готовности… Паранойя для разведчика не диагноз, а обычная служебная характеристика. С другой стороны, ничего удивительного. Если в мирах ОВК действуют сонмы чинидских диверсантов, то логично ждать ответных мер… Вот она, вторая машина. Неотличимая от первой и тоже без опознавательных знаков. Ну и в какой из них советник? Сто рублей на первую!
Четверо солдат из первой… трое из второй. Встали и внимательно оглядываются. Не туда смотрите, дурики! Или думаете, за тройным забором жизни нет? Вообще-то да. Какая это жизнь? Одна большая помойка… Из первой двое офицеров и… мать честная! Его светлость князь Василий! Жив, курилка! Пока жив.
А вот и Конта! С ним еще трое… Хорошо, что ни с кем не побился на целый стольник… Во второй машине оказался советник. Итак… Где команда?
– Огонь, – все так же еле слышно пронеслось над свалкой.
В последний момент охрана Конты словно что-то почуяла. Двое солдат подались вперед, а один шагнул в сторону, закрывая собой советника…
Пули ложились ровно. Хорошо ложились. Били в броню боевых костюмов охраны с коротким цоканьем и почти неуловимой двойной вспышкой. Как мрачно шутили бойцы воротовского спецназа, для устранения «эффекта красных глаз». Первую вспышку давал термитный пластик оболочки, вторую – допзаряд внутри пули, толкающий вперед стальной сердечник. Пробивали такие пули навылет. Но при этом они успевали отдать цели большую часть энергии. Эффект получался двойной. С одной стороны, зона поражения увеличивалась: пуля, прошившая броневик или закованного в доспехи солдата, все равно сохраняла убойную силу. С другой стороны, отдача энергии для первой пробитой навылет жертвы была настолько велика, что любое ранение оказывалось смертельным. Вокруг даже не коснувшегося жизненно важных органов раневого канала формировалась обширная зона молекулярного сотрясения. Получив «бешеную» пулю в живот, солдаты погибали от разрывов селезенки, печени, остановки сердца и коллапса легких… И это только от одной пули. Очередь из трех пуль превращала все внутренние органы в холодец, а из пяти – просто разрывала тело на куски. Даже если человек был облачен в броню.
Бесшумная смерть навалилась на чинидов разом, мощно и отовсюду. Они не успели сориентироваться, откуда в них стреляют, кто и чем. Они падали у изрешеченных бронемашин тоже изрешеченными, разлетались кровавыми ошметками в разные стороны, пытались укрыться… Но за машинами спасения не было – пули прошивали их, как бумагу, а внутрь здания вбежать никто не успел. Даже наоборот, как только по стенам здания и бортам машин цокнули первые пули и зачавкали липкие кровавые ошметки плоти, на помощь гибнущим товарищам бросились солдаты разведбазы. Их постигла та же участь. Прямо на крыльце и в дверном проеме.
За мельтешением тел, фонтанами и фейерверками крови и дымом от замкнувшей проводки первого броневика как-то потерялись главные цели – Конта и Бородач. В здание они не забегали, среди убитых их тел тоже не наблюдалось. Получалось, что они либо спрятались внутри машин, либо нырнули в какое-то убежище. За время неподвижного ожидания диверсанты обнаружили два таких убежища. Люк вроде канализационного, чуть левее крыльца, и низкая дверь в подвал – справа от того же крыльца. Над люком сейчас стояла горящая бронемашина, и открыт он или нет, увидеть было невозможно. Если открыт, значит…
– Огонь по емкостям… отход… – шепнул смрадный ветерок. Теперь в гамме его «ароматов» появилась гарь.
По емкостям? С удовольствием! Им наверняка хватит одной пули…
Взрыв энергии в «газгольдерах» был настолько силен, что диверсанты трижды пожалели о выборе позиции. Надо было залечь дальше от разведцентра. Метров на пятьсот. Даже если Конта и Бородач сумели спуститься в подвал, сейчас их должно было просто похоронить под обломками обрушившегося здания. А если и не похоронило, то им предстояло сгореть заживо или задохнуться. На выбор, но только между этими вариантами…
А теперь отход. Быстрый, пока никто ничего не понял, но скрытный. Лачуги… Сбросить маскировку… Свернуть в узкий переулок… В конце его ждет внешне обычный чинидский летун. Вот только до него надо еще добежать. НЗ-комплект… Лежит в подворотне как ни в чем не бывало. Какие-то нелюбопытные пацаны у этих чинидов. Наши бы давно нашли и распотрошили загадочный мешочек с какими-то странными железными кубиками. Тщательно экранированная металлическая коробочка… Размером с ноготь. Достали, нажали… Теперь уже не важно, излучает отряд какие-то электромагнитные волны или нет. Теперь главное – визуальная маскировка. Подключаем коробочку к разъему обычного теплоизолирующего комбинезона и… Вуаля! Маскограмма «хамелеон». Ищите теперь, господа чиниды! А пока вы ищете, мы уйдем…
В летун приходится укладываться штабелями. В нем только шесть сидений, а диверсионная группа состоит из целого взвода. Но так даже лучше. Большой летун вызвал бы больше любопытства. Теперь к космодрому!
Корабль стоит у самой кромки поля. С одной стороны, как бы вне подозрений – сел на космодроме. Ну да, немного на отшибе, но ведь вписался в площадь? Чего же еще надо? С другой – такой ответ примет только пехотный патруль. Техники космодромной службы сразу же поинтересуются, а кто давал «добро» на такую посадку? Башня, отвечающая за приземление в этом секторе, давно уже в ремонте… Но как раз потому, что она в ремонте, никто и не подозревает, что на этом участке бескрайнего космодрома сел корабль. Почти никто. Следящие спутники в курсе, но корабль «свой», и автоматика молчит.
Заранее проделанные дыры в заграждении, последний рывок, аппарель. Поднимается и втягивается ее длинный металлический язык, смыкаются наружные створки люка. Запирается диафрагма шлюза. Короткая перекличка. Все на месте… Старт…
* * *
– Странно… – Преображенский перевел взгляд на Воротова. – Суеты много, но почему-то мне кажется, что она не в нашу честь.
– И вас это оскорбляет? – хмыкнул за спиной Сергея Горох.
– Ты уже отмылся? – Князь с усмешкой взглянул на канонира. – Король помойки…
– А что, пахнет? – Тот тревожно принюхался, поднес к носу сложенные в щепотку пальцы одной руки, затем другой. – Я с крем-шампунем мылся. На этикетке написано – гарантия двести процентов.
– Иди еще помойся. С обычным солдатским мылом, – посоветовал Преображенский.
– И не спеши, – добавил Воротов. – Тщательно.
– Злые вы, – обиделся Горох, покидая мостик крейсера.
– Да, кораблей много, но все они идут параллельным курсом, – согласился полковник, вернувшись к изображению в экране.
