А потом мы спорили по поводу фильмов, затем сопя и «обожая» друг друга смотрели мультики. Я настолько расслабилась, что улеглась на мужскую грудь и спокойно сносила огромную руку в своих волосах. Околдовал… своей привлекательностью и открытостью, а я плавилась в нежности, что мне дарили, не беря ничего взамен.
Именно за теплом я пришла в грузовой отсек и получила заботу от совершенно незнакомого айрана. Не зря про них пишут, что эти существа чувствуют человеческие потребности. Я старалась сдержать слезы мимолетного счастья понимая, что завтра встречусь с командой и разозленными генными. Смеялась сквозь слезы, когда в мультике прекрасная принцесса вдруг влюбилась в каменную статую мальчика. Вот и себя я ощущала такой же дурой, что бьется о кремень и в итоге разбивает не только руки, но и душу.
– А давай потанцуем? – Спокойный чуть хриплый голос айрана был для меня сейчас самым желанным звуком.
– Ов, почему генные не понимают, что такое душевное тепло? – Зачем я это спрашиваю? Мне это интересно или нет?
– А оружию это надо?
Только почему-то мне ужасно грустно. Меня здесь используют и стараются подавить волю, даже контролируют, а я вдруг так сильно захотела прижаться к чему-то теплому и сильному. Такое желание, вот такой порыв чувств. Неизвестная музыка зажгла огонь в душе, и мне стало больно стоять. Оружие – они всего лишь оружие, что должно защищать людей… ха! А человека разводят как скотину для жизни детей генных! Я запуталась. Тело стало двигаться, а душа нырнула в прошлое…
Там среди тощих человеческих детей жила и я. Чаще всего нас кормили растворами, что капали в вены, но иногда, чаще всего на праздники, нам приносили фрукты или картошку, еще реже мясо. Нам ни разу не давали ощутить тепло и заботу. Ежедневно приходили люди в белых халатах и тогда мы прятались по углам.
Мы слышали их мудрые разговоры, про генных, что заплатили за почку или печень «материала». Материал – так нас называли, и имен у нас не было до тринадцати лет. Зато мы знали, что если люди уводили какого-либо ребенка, то мы бедного малыша больше не увидим. Каждый месяц к нам приходили улыбчивые тети и, уложив нас на кушетки, пристегивали ремнями к ней, а потом толстая игла вводилась в тонкую вену. Олег… его чуть не убили когда поняли что гемоглобин очень низкий и кровь плохо сворачивается. Я помнила огромного дядьку что, брызгая слюной, орал на мальчишку, который сжимался в углу. Тогда я пряталась под своей кроватью, до того момента пока мальчик не заплакал.
Он старался спрятать свои слезки, ведь взрослые еще больше злились, когда мы плакали. Это знал каждый ребенок, а еще мы хорошо знали что бить нас не будут в любом случае, но причиняют боль иголками или огромными аппаратами, но бить… Почему-то я тогда выползла из своего темного угла и подбежав к огромному генноизменному, пнула. В ответ же меня оттолкнули, так что я нос сломала, приземляясь на пол. В тот момент была шокирована не только я, но и все дети. Мы смотрели на злобного дядьку, который внезапно схватившись за голову начал орать.
Стирая кровь, из разбитого носа, и стараясь шевелить правой рукой меньше из-за боли, я наблюдала за тем, как огромная туша падает на пол и начинает царапать пол. Из носа, глаз и ушей злыдня лилась черная кровь, а он, метая молнии покрасневшими глазами, смотрел на меня. Его рука превратилась в нечто страшное. Какие-то шипы и удлинившиеся конечность с огромными когтями. Он цапнул меня за левую пятку, а потом затрясся и умер. Так я впервые увидела, что такое для генных «защита человечества». Людская кровь плюс ненависть за причиненную боль и генный выплевывает свои мозги через рот.
«Олег» – так назвала того паренька тетя Элла, что была у нас психологом. А меня назвали Кристиной, но не в хорошем смысле. Крыса – вот прототип моего имени, именно так меня называли все взрослые, что приходили. Именно после того случая меня решили отдать на органы…
Музыка вела меня по дороге памяти, а тело двигалось. Сладость на руках и губах от фруктового плода были чем-то новым, а мои глаза слезились. Я спрашивала себя: «За что я ненавижу всех генных?» – и вспоминала интернат полный боли, что несли в себе генно-измененные.
«За что я уважаю генных?» – за Эллу. Она для меня стала лучиком света в непроглядной тьме. Именно она разгоняла страх и боль, и именно она стала для меня матерью…
Ноги устали кружить, и я упала на колени. Как же я ненавижу генных, что считают людей ничтожеством и скотиной. И как же я забыла о том, что эти чудища не имеют эмоций. Им все равно – буду я ненавидеть или любить, доверять или мстить.
Я заснула на диване перед телевизором. Скинув белый халат и завернувшись в простыню айрана, а он гладил волосы и шептал что-то на непонятном языке. Мне казалось, что Ов забирает мою боль.
…
Как ни странно, но утром я была в своей каюте. Под своим одеялом и даже в своем халате. Ну да, такого прекрасного вечера у меня не могло быть.
Умывшись, я взглянула на свои вещи, которых было не так много. Цвет тоже оставлял желать лучшего: либо серый, либо черный. А сегодня так хотелось быть красивой! Не судьба…
Иду по коридору в столовую. Не знаю, на что надеюсь, но хочется сухпойка, а не капельницу на завтрак. Зевая, раскрываю рот, как бегемот, попутно слыша голоса ребят с кухни.
Парни обсуждали капитана, и им не нравилась его отчужденность, холодность и приказы.
– Да, если бы его капитаном не назначили, то его вообще считали бы пустым местом. – Голос Сафара выделяется на фоне общего шума. – Отец его знаменитость, денег много, а сам покрошил на кусочки команду.
– Как его в Академии оставили?! – Сухой и сдержанный голос Шона будоражит тело.
– Денег родители заплатили. – Зевнул Зарон, и, откашлявшись, продолжил, – Поэтому аппаратура новая в кабинете проецирования.
– Закончится полет, и больше я к этому психу, не подойду. – Давал обещание Сафар.
– Если бы не спор с Кристинкой…
Тут мой взгляд наткнулся на еще одного опоздавшего к завтраку. Кел стоял возле кухни, подпирая стену, и закрыв глаза, слушал все это. Меня мороз пробрал от его спокойной фигуры. Казалось, что от мужчины темная энергия в разные стороны расходится. Казалось, он не замечает, как я стараюсь пройти мимо, а парни все обсуждали капитана. Тело мамонта дернулось на еще одном нелестном комплименте. Оттолкнувшись от стены, он решил уйти. Откуда во мне жалость проснулась? Наверное, я сумасшедшая раз захотелось защитить генноизмененного.
Понимая, что ребята говорят правду, ведь у меня такие же вопросы и недоверие к Келлеру, я сжимаю кулаки. Блин, вот почему у меня есть совесть и душа?
– А вы ПРАВДУ знаете? – Спросила я людей сидячих за столом и жующих комбинированную жижу.
– Сама ведь его боишься, – поддел меня Сафар, и откинулся на спинку стула.
Перед моим носом появилась яркая этикетка. Это Шон отдавал мне питательный батончик. Его огромная рука просто поглотила небольшую вкусняшку. У меня от счастья бабочки в животе запорхали. Светя улыбкой, благодарно посмотрела в сторону серьезного парня.
