– Мы не собираемся тебя снова обследовать, – сказал он. – Не беспокойся.
Анук не прореагировала на его слова. Не было заметно никаких изменений ни в ее позе, ни в ее мимике или жестах.
Вот только чесаться она стала еще сильнее.
– Она постоянно это делает, – прошептала Елена.
– Давайте будем говорить громко, – приветливо, но твердо предложил Мартин. – И по-английски.
Если он правильно понял, сейчас Анук была занята как раз тем, чтобы замкнуться в своем собственном мире, и этот процесс самоизоляции только усиливался, когда люди вели себя в присутствии травмированного человека так, словно его тут вообще нет. Мартин узнал это от другого человека с психическими расстройствами, с которым он имел дело очень, очень давно.
Он знал это и по себе самому.
– Я знаю, что сейчас ты хочешь побыть одна и не желаешь ни с кем разговаривать.
И уж тем более с мужчиной.
– Я только хочу быстренько проверить технику в этой комнате.
Это была всего лишь неловкая попытка внушить Анук, что ей не стоит бояться надоедливых вопросов. Из своего опыта работы дознавателем он знал, что никогда нельзя слишком давить на травмированных свидетелей. Жертвы преступлений на сексуальной почве, прежде всего дети, находятся в состоянии невыносимой раздвоенности. С одной стороны, они хотят, чтобы им помогли и наказали преступника. Но с другой стороны, они хотели бы навсегда стереть из памяти ужасное происшествие.
Мартин посмотрел на потолок комнаты, где на поворотном кронштейне висел темный плоский экран. Он показал вверх:
– Почему он не работает?
– Телевизор? – удивленно спросила Елена. – Я, в общем… я посчитала, что это как бы неуместно.
Мартин кивнул. Вполне объяснимая ошибочная оценка.
В обычной жизни не рекомендуется надолго оставлять ребенка одного перед телевизором. Но здесь сложилось положение, которое принципиально отличалось от обычной жизненной ситуации. Когда ему поручали опекать ребенка по программе защиты свидетелей, а раньше это время от времени случалось, он, оказавшись в надежном месте, первым делом включал телевизор, чтобы малыш не боялся.
Он попросил докторшу передать ему пульт дистанционного управления и выбрал из множества спутниковых программ, имевшихся на борту «Султана», детский канал, на котором демонстрировались рисованные мультипликационные фильмы.
– Тебе нравится «Ледниковый период»? – спросил Мартин.
Нет ответа. Анук осталась нема, как и телевизор, звук которого он намеренно отключил.
Елена вопросительно посмотрела на Мартина.
Позднее он объяснит ей, что жертвы, травмированные подобным образом, меньше страдают от косвенного ущерба их здоровью, если как можно быстрее после их спасения им предоставляется возможность отвлечься. Встречаются исследования, в которых утверждается, что солдаты, которым после ужасного боевого столкновения вручали игровую видеоприставку «Геймбой», реже страдали от посттравматических нарушений из-за чрезмерных нагрузок на психику, чем их боевые товарищи, с которыми слишком рано начинали вести психотерапевтические беседы.
– На редких фотографиях, сделанных корабельным фотографом, ее можно было часто видеть с альбомом для рисования в руках. Поэтому я оставила здесь бумагу и карандаши, – пояснила Елена. – Но это закончилось весьма печально.
Немудрено.
Для образной терапии было еще слишком рано, даже если исходная установка, побудить Анук нарисовать по памяти страшные картины и выкинуть их из головы сама по себе была правильной.
– Все в порядке, если у тебя нет желания рисовать, – объяснил девочке Мартин. – Ты не должна здесь делать ничего такого, чего тебе самой не хочется.
Елена сдула со своего лица прядь волос, которая выбилась из ее косы.
– Я имела в виду не это, – сказала она, затем подошла к кровати и засучила рукав ночной рубашки Анук до локтя, что девочка безропотно позволила сделать. Стала видна узкая повязка, находившаяся немного выше левого запястья. – Она попыталась воткнуть себе в предплечье карандаш.
«Левое предплечье. Значит, она правша», – непроизвольно отметил Мартин.
– К счастью, я только на секунду вышла в ванную комнату, – Елена указала подбородком на почти невидимую дверь в стене рядом с кроватью, – чтобы принести ей воды для таблеток, я тут же вернулась и увидела, как Анук себя ранила.
– Ты укололась или оцарапалась?
Мартин снова обратился со своим вопросом непосредственно к девочке. И снова не получил ответа.
– Трудно сказать, – попыталась объяснить инцидент с ранением Анук Елена. – Она держала карандаш как нож, скорее это движение было похоже на движение рубанка.
Чтобы вырезать боль?
Мартин покачал головой. Пока еще не пришло время ставить диагноз. Сначала нужно было завоевать доверие Анук.
– Собственно говоря, я здесь только для того, чтобы проверить кнопку, – сказал он и показал на панель позади ее кровати. – Позади тебя есть кнопка, избавляющая от страха. Ты можешь нажать ее, когда почувствуешь себя плохо или когда тебе понадобится помощь. О’кей?
Она моргнула, но Мартин не посчитал это движение знаком понимания. При этом для него было очень важно, чтобы первая фаза завоевания доверия удалась. Анук должна была знать, что ее положение изменилось к лучшему и что она здесь больше не одна; ни на секунду, даже в те моменты, когда в ее палате никого нет.
– Хочешь испробовать ее? – спросил Мартин.
Елена кивнула ему, когда он положил руку на красную тревожную кнопку на технической панели позади больничной койки Анук.
– Не имеет значения, испугалась ли ты, или тебе больно, стало ли тебе грустно, или захотелось с кем-нибудь поговорить, ты просто нажимаешь вот здесь и…
Мартин надавил на кнопку, она щелкнула, и почти тотчас зазвонил мобильный телефон Елены, который она носила в карманчике на поясе своих черных форменных брюк.
Анук вздрогнула и еще плотнее прижала ноги к верхней части туловища, наклоненного вперед.
– Не беспокойся, милая, – сказала Елена и нежно погладила ее по голове. – Я тебе это уже объясняла. Тревожная кнопка включает мой телефон. Если он зазвонит, я сразу приду к тебе, в любое время дня и ночи.
– Ты просто должна нажать эту кнопку, избавляющую от страха, она вот здесь над твоей кроватью, – дополнил Мартин. – Как видишь, она работает.
Мартин сделал Елене знак, что им пора уходить. В данный момент он уже не мог ничего больше сделать.
– Я сейчас вернусь, сокровище мое, о’кей? – На прощание докторша нежно коснулась рукой щеки Анук, затем она вышла вслед за Мартином из палаты.
– Это безответственно, – сказал Мартин, после того как они закрыли за собой дверь. Он говорил, понизив голос, хотя не думал, что Анук может услышать их разговор здесь, в прихожей. – У нее тяжелые травмы…
