Да, будет стыдно, Грин это осознавал. Да, он слишком глубоко «вкрутился» и «выкручиваться» теперь будет нелегко. Да, его вряд ли выпустят на свободу, скорее переведут в другое изолированное помещение – для сумасшедших. Но там будет хотя бы шанс выжить. А здесь дело явно шло к «вышке», и никаких шансов избежать столь печальной развязки у Грина, похоже, не было.
Тогда, в середине седьмой недели, Грина остановила серьезная выволочка, устроенная голосом извне. Виртуальный душеприказчик едва не взорвал Грину мозг, рассказывая, насколько важна его миссия, и пытаясь убедить, что, кроме Филиппа, в мире не найдется никого, кто способен освободить человечество от губительной инертности и трусости, а заодно – заставить чужаков осознать, что им не место на нашей Земле, а потому следует вернуться восвояси. Большую часть пламенной речи Грин пропустил мимо ушей, вернее, мимо сознания, но кое-какие яркие моменты все же зацепились за извилины и заставили Филиппа слегка взбодриться. Ненадолго, дня на три, но все-таки. По крайней мере, последний день октября Филипп встретил все таким же кислым, вялым и сломленным, но пока непобежденным.
Грин взглянул на часы. 31 октября 2014 года, девять утра. Очередной день в заточении, пожалуй, только датой и отличался от всех предыдущих. Хотя нет, не только датой. Сегодня у Вики был день рождения. Самый любимый ее праздник. Вот только вряд ли она его отмечает. Какой смысл? Ведь нет ни настроения, ни компании, ни, соответственно, подарков.
Это случилось впервые за все пять лет знакомства. Грин не поздравил Вику с днем рождения. Да и если б поздравил, была бы она рада? Если поверила в предательство – нет, если все еще думает, что Грин попал под раздачу, – да. Как можно узнать? Никак.
Поначалу к Грину пускали хотя бы адвоката, но в последнее время изоляция стала вообще глухой. Даже следователи будто бы решили забыть о Филиппе и сдали все свои полномочия одному Рабиновичу. А с этим скользким типом поговорить о чем-то кроме сфабрикованного дела было нереально. Даже о погоде за просто так не расскажет, сволочь. Обязательно предложит меняться. Ты мне о своей подрывной деятельности, а я тебе о температуре и давлении в Подмосковье. А если хочешь узнать, как в Москве с погодой, тогда будь любезен и вовсе чистосердечное признание подписать. Не желаешь подписывать? Твое право. Тогда и с прогнозом обломись.
Так что узнать, как там Вика, Грину не светило, а передать ей весточку, хотя бы в одно предложение: «Поздравляю с днем рождения, Пух» – не светило в квадрате.
Грин прошелся по камере в сто тысяч первый раз и остановился под решеткой вентиляции. Обычно здесь можно было худо-бедно подышать, но сегодня из вентиляционной шахты не дуло вообще. Вот еще одно отличие нового дня. Просто событие! К чему бы это? Может, отпустят?
Грин горестно хмыкнул. Если назвался груздем и полез в кузов, то будь готов к тому, что дальнейший путь лежит только в рассол. Вернуться в лес, под уютное покрывало прелой листвы, не получится.
Грин поймал себя на мысли, что вновь возвращается к избитой теме, попытался переключиться, но болото уныния держало крепко и засасывало все глубже. Недель пять назад отвлечься помогали какие-нибудь упражнения, вроде приседаний или отжиманий от пола, ближе к середине октября Филипп запел – громко, фальшиво, путая слова, – это тоже помогло, и тоже ненадолго. Как быть теперь, Грин придумать не мог. Биться головой о стену?
«Хоть бы голос очнулся, поговорили бы о чем-нибудь. – Грин горестно вздохнул. – Или новости рассказал бы, дал пищу для размышлений. Эй, голос, слышишь меня? Поговори, будь человеком! Или музыку послушай и мне внуши. Трудно, что ли? Эх, ты… чурбан ты виртуальный, а не человек! Никакой от тебя пользы на самом деле».
Грин сердито протопал к двери, затем к койке, но не завалился на жесткое ложе, а встал как вкопанный, словно ему крикнули «Замри!». Он явственно различил какой-то посторонний звук, напоминающий звон. Причем звук был довольно мелодичным, будто бы где-то вдалеке звенел серебряный колокольчик.
«И это, по-твоему, музыка? – Грин мысленно усмехнулся. – Красиво, не спорю, но нельзя ли добавить инструментов и нот?»
Голос на просьбу не отреагировал. Звук по-прежнему был «серебряным» и одиноким, разве что чуть прибавил громкости.
Грин медленно уселся на койку и прикрыл глаза. В принципе, незатейливая мелодия колокольчика была приятной. Почему бы не послушать хотя бы ее? Послушать и представить, что сидишь не в карцере, а посреди луга, на берегу речки, вокруг пасутся какие-нибудь коровы, светит солнце, жужжат шмели, пахнет травой, пыльцой… навозом? Нет, пусть коровы пасутся где-то вдалеке! Поэтому пахнет только клевером, цветочной пыльцой и дымком от рыбацкого костерка. Сам Грин никогда не рыбачил, не было интереса, но костерок и уху всегда уважал. От первого уютно, второе – вкусно, почему бы нет?
Колокольчик зазвучал еще громче. Одна из коров направилась к речке. Грин поморщился. Сейчас накидает здесь лепешек, испортит весь кайф.
– Грин, уха готова! – вдруг донеслось откуда-то сзади.
Грин открыл глаза и обернулся. Позади была бетонная стена. А между тем оклик казался абсолютно реальным. Филипп снова закрыл глаза – и вновь очутился на воображаемом лугу неподалеку от реки! Причем, несмотря на ирреальность места действия, Филипп ощущал себя так, словно действительно сидел не на шконке в холодной камере, а в траве на солнцепеке. Мистика? Или новое предвидение? Но почему такое странное? Будто бы сон наяву. Для чистоты эксперимента Грин снова открыл глаза – каземат, закрыл – луг. Дальше экспериментировать смысла не было. Филипп представил, что оборачивается и пытается рассмотреть человека, который его окликнул.
Это было нетрудно. Рыбацкий костерок, над которым в закопченном котелке готовилась уха, был совсем рядом, метрах в двадцати от Грина. Еще столько же оставалось до реки. Кашеварил высокий светловолосый человек в длинном плаще странного покроя и обуви, никак не соответствующей ни рыбалке, ни лету. Издалека ботинки напоминали армейские «берцы».
К Грину человек стоял спиной, поэтому рассмотреть что-то еще Филипп не мог. Человек помешал варево в котелке длинной деревянной ложкой, посолил, снова помешал и попробовал. До Грина донесся аппетитный запах ухи. Филипп невольно сглотнул слюну и представил, что поднимается. Когда зовут обедать, пусть и в странном полусне, стоит ли отказываться?
Приблизившись к костерку, Грин заглянул в котел – на бурлящей поверхности плавали желтые круги, уха получилась наваристой, – присел и снизу вверх взглянул на кашевара. Это был незнакомый молодой мужчина, приятной, наверное (судить женщинам), внешности. На лице незнакомца отражались полнейшая безмятежность и явное удовольствие от процесса. Да и все его жесты, и какая-то общая расслабленность наводили на мысль, что этот парень отдыхает здесь и душой, и телом.
Грин окинул взглядом бивак. Аккуратно разложенное туристское снаряжение, удочки, пара рюкзаков, воткнутый в какую-то корягу нож и прочие детали подтверждали версию о том, что незнакомец – рыболов-любитель, отсидевший на бережке утреннюю зорьку и теперь наслаждающийся плодами своего терпения.
