Очень скоро к скоплению возмущающихся подоспели зеваки, и толпа стала приобретать массовость.
— Вы об этом просили? — сквозь зубы процедил Альмов, когда стекло главной двери разлетелось с жалобным звоном по крыльцу из-за внушительного камня и огонь стал настойчиво ползти внутрь.
— Не совсем… — ответила я, поражаясь тому, как наигранный гнев может перерасти в реальный.
— Кристина, я по вашей милости участвую в разбое. Я…
— Тшшш, — прошипела я, потому что на крыльцо вышли два охранника.
— Что происходит? — спросил один из них.
— Вы обокрали нас! — прокричал кто-то.
— Это несправедливо! — вторил ему голос.
— Как вы смеете сидеть в своих офисах, за семью замками и делать вид, что не замечаете, что дети голодают?
Мы с Альмовым переглянулись.
Дети?…
— Думаете, те вещи, которые вы охраняете, достались вам законным путем? — прокричал еще один голос.
«Какие несогласованные обвинения, — пронеслось у меня в голове. — Это может навести на подозрения о причине их собрания».
— Успокойтесь, — увещевал охранник. — Если у кого-то есть жалобы, обратитесь к нашему начальству, и мы в ближайшее время рассмотрим ваши заявления.
В здании оставался еще один человек, по словам Альмова, сидевший, так сказать, на вахте.
— Знаем мы, как вы все рассматриваете! — прокричала девушка, с которой я разговаривала. — Пусть выйдет вон тот, что прячется от нас, сидит на посту. Он не уйдет от нашего правосудия!
— Да, выманиваем всех, — тихо похвалила я девушку. — Пошли, — выдохнула я и, стараясь быть бесшумной, стала подбираться ко входу.
— Кристина, я отказываюсь участвовать в этом, — схватив меня за руку, прошипел детектив.
— Тогда сидите, как трусливый заяц под… фикусом, — бросила я.
Высокие пальмы и кусты сейчас играли не только декоративную роль, но и служили хорошим средством защиты от посторонних глаз. А шум во дворе отвлекал от нашего негромкого спора.
— В чем дело? — на крыльцо вышел вахтер. — Что вы тут устроили? Думаю, все ваши проблемы решаемы. Мы ведь живем в цивилизованном обществе.
Как же он близко! Только глухой не услышит, как колотится мое сердце.
Все трое стали медленно и нерешительно спускаться по ступенькам, а сердце не только ушло в пятки, но и активно пропускало удар за ударом от страха.
Вот сейчас нам нужно выйти на открытую поверхность, ничем не защищенную. А если кто-то из зевак нас увидит? Тогда все пропало.
— У вас нет плана. Что вы собираетесь делать, когда попадете внутрь? — попытался остановить меня Дмитрий.
— Мне нужен верхний этаж.
— А дальше что? — не унимался он.
— Будем смотреть по обстоятельствам.
— На чистой удаче вы никуда не уедете. Такого рода операции требуют тщательной подготовки.
Именно об этом я и думала, когда мы сюда летели.
— Вы хоть понимаете, во что ввязываетесь и во что втягиваете меня? — не унимался Альмов.
— Не знаю, как у вас, а у меня нет другого выбора. Или у вас был более приемлемый вариант попасть внутрь?
— Да я вообще не думал…
— Только не говорите, что не догадывались о моих намерениях, когда взялись помочь мне в поездке в Барселону.
Альмов сжал зубы и выдохнул, испепеляюще взглянув на меня.
— Вы идете? — спросила я.
— Вы не оставляете мне выбора. Но если нас схватят, меня ждет трибунал.
— Хватит мямлить, наконец, — зло процедила я.
Мы со следователем пробирались к двери. Вернее, к тому, что от нее осталось.
Охранники остановились на приличном расстоянии от толпы. Даже я теперь не знала, что от нее ожидать.
Может быть, их широкие плечи скроют нас от любопытных зевак?
Разбитое стекло стало неприятно хрустеть под ногами, а горючая жидкость коктейля Молотова норовила ухватить за край брюк.
Крики на улице усилились, словно по мановению дирижерской палочки. Я уже не слышала того, что кричали возмущающиеся, но в охранников снова полетели предметы.
— Быстро, — и Альмов буквально втащил меня внутрь.
Мы почти мгновенно пробрались к лифтам. Из моей памяти ускользнул момент преодоления длинной дистанции мимо поста охраны, гостевых столиков и цветков в больших вазонах, — скорее всего, из-за страха, сжимающего сердце, и адреналина, бушующего в крови.
Толпа и охранники остались далеко позади и не могли нас тут видеть.
— Фролова, ты же понимаешь, что нам надо подниматься по лестнице, — он отдернул мою руку от кнопки вызова лифта.
— Но это двадцать третий этаж, — с ужасом сказала я. — Да и к тому же как ты откроешь двери? В праздники наверняка все закрыто.
Следователь достал — нет, он выдернул — из моих волос шпильку.
— Насколько мне известно, в таких учреждениях несложные замки в пожарных выходах и прочих служебных помещениях.
Он с легкостью справился с замком, и я с недовольством начала подъем по ступенькам.
— Двести восемьдесят, двести восемьдесят один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, — я бухнулась на двести восемьдесят восьмую ступеньку, которая оказалась последней ступенькой где-то на восемнадцатом этаже.
— Зачем ты считаешь? — удивленно спросил Альмов, справляясь с одышкой.
— Я всегда так делаю, когда занимаюсь монотонным делом, — ответила я, чуть дыша.
— Зато я знаю, что нам осталось пять этажей. Не расслабляться.
— Пару секунд, — ответила я, поднимаясь на ноги.
— Откуда ты узнала, что это двадцать третий этаж? — облокотившись о дверь выхода с лестничной клетки последнего этажа, спросил Дмитрий.
— Ты не представляешь, сколько интересной информации содержится в Интернете, — тяжело дыша, ответила я, умалчивая о плане здания в квартире Инесс.
После манипуляций с замком мы вошли в просторный холл и направились в единственно возможном направлении.
Найти нужную дверь оказалось несложно, потому что на ней красовалась табличка «Управляющий директор. Александр Дроуш».
— Надеюсь, у тебя есть опыт открывания сейфов, — прошептала я, когда мы вошли внутрь, и взгляд приковался к чугунному красавцу с кодовым замком.
— Конечно, Кристина, — возмутился Альмов. — Ловить тех, кто умеет это делать — мое хобби.
Словив мой тяжелый взгляд, он ответил на этот раз серьезно:
— Нет.
— Плохо, — я задумалась, вспоминая содержание кипы бумаг в квартире той же Инесс.
