Мы прилетели туда, а аэродром пустой. Мы возвращаемся, а в это время немцы решили ударить по нашему аэродрому.
Они взлетели в Шаталово, пришли на аэродром, а у нас никого нет. И тоже возвращаются. И вот мы с ними столкнулись и началась драка. И в этой драке Сергей Макаров был сбит прямо над их аэродромом. Он сел, я посмотрел на это… Что делать?
Я ребятам покачал крыльями, и выпускаю «-ноги».
Ребята поняли, что я буду садиться. И вот я сажусь и рулю в направлении к этому самолету, где он. Сережка это понял, развернулся, куртку сбросил, правую ногу мне на плоскость закинул, засунул себя в кабину, а левая нога за бортом! В унтах! Ну, хорошо, что на унтах была такая лямка: эту лямку вешали на ремень. Ремень-то большой, широкий, – и вот эту лямку привязывали.
Но мне никак мотор не дать. Я развернул машину на взлет, сунул газ и пошел. Я почему торопился – уже машина, набитая автоматчиками идет, и вот-вот…
На взлете меня начали обстреливать, но мы взлетели. А мне «ноги» не убрать, там же голова его торчит. Ребята сразу нас окружили, на случай, если подойдет немец.
Мы заходим, «ноги» так и не убраны, и щитки я выпустил. «Слушай, – я ему говорю, – ты как-нибудь подвинься ко мне». Он валяется, смеется. Оперся мне на левое колено, и когда возится, то моей ногой педаль трогает, мешает.
Так я ногу снял с педали, и правой только управляю: не могу дать левую ногу. Тут же ремни, – я ногу тяну на себя за ремни и получается, что я левую ногу не использую.
Но это уже дело техники, это ерунда. Пришли, сели, и ребята сели. Все нормально!»
Глава 25
«Пахарь»
Штурмовой авиаполк, в котором служил «Дядя Миша», перебросили на Ленинградский фронт. Туда же «перебросили» и Жукова – переход в контрнаступление на этом участке был важнее даже московского направления, где немцы увязали все больше и больше.
Следовало отбросить фашистов от Октябрьской железной дороги, чтобы не потерять связи с городом Ленина – не только потому, что там жили, работали, учились и воевали три миллиона человек, но и по другой причине: одна девятая всего производства СССР была сосредоточена именно на питерских заводах.
Холодина подступала, ветра дули студеные, но одно было хорошо – осенняя слякоть смерзлась, и колеса шасси не елозили.
Да и землянки достались штурмовикам целехонькие, протопили их быстро. «И сказал комполка, что это хорошо».
Часа в два пополудни эскадрилью Ерохина отправили на штурмовку – «Юнкерсам», недавно еще бомбившим станцию Мга, надо было дать сдачи.
Взлетали по ракете. Собрались над аэродромом примерно на высоте в тысячу метров и пошли колонной.
– Подходим к аэродрому. Увеличить скорость, плавная «горка»…
– На боевом курсе! Приготовиться к атаке!
Воздух был чист, а на аэродроме, возле взлетной полосы, стояли пять «Юнкерсов-52». И ни одного человечка. Будто бросили немцы свои самолеты.
«Сейчас проверим!»
Чтобы не отяжелять штурмовики, бомб не вешали, зато все восемь «эрэсов» были в наличии. Ими Ерохин и ударил.
Сорвавшиеся с направляющих реактивные снаряды, красиво пуша дымные хвосты, ударили по немецким самолетам, отрывая тем крылья и обрубая хвосты, разворачивая фюзеляжи, словно банки с тушенкой вскрывая.
Ага! Из самолетов стали выпрыгивать немецкие офицеры.
Бросая портфели, чемоданы, они кидались во все стороны.
«Приходите, тараканы, я вас чаем угощу!»
«Ильюшины», выходя из пике, добили «Юнкерсы», так и не дождавшись огня зенитной артиллерии, хотя пара, выделенная на подавление ПВО, кружила во всеоружии.
– Уходим!
Возвращаясь на аэродром, Михаил увидел несколько десятков танков, серые коробочки с белыми крестиками на башнях.
А бить их, считай, нечем…
– По двум дорогам к линии фронта идут танки и пехота, – доложил он на КП.
– Идите на аэродром. К вашему прилету группа будет готова.
Зря, ох, и зря они бомбами не увешались!
– Командир! Там пехота в балке! Много!
– Где? А, вижу… Атакуем!
Большой овраг внизу переполнен пехотой. «Илы» пронеслись на бреющем полете, поливая фашистов из пушек и пулеметов.
Оставляя сотни трупов, немцы бросились в голое поле, навстречу своим танкам. Будто «панцеры» могли их уберечь!
Штурмовики развернулись, заходя со стороны поля, и, как цыплят, загнали немцев обратно в овраг. В кровавую кашу.
Такого массового избиения Ерохин еще не помнил.
Небось гитлеровцам были памятны расстрелы с воздуха беженцев в не столь далеком июне? Вот и пусть испытают подобное на себе!
– Уходим!
…Готовясь ко второму вылету, «Дядя Миша» зашел на КП.
– Ерохин!
Комполка поманил Михаила к себе.
– Гляди! – мосластый палец прошелся вдоль красной линии на карте. – Где-то здесь орудует немецкий паровоз. Эта сволочь ломает пути! Надо его уничтожить. Приказ ясен?
– Так точно!
«Придумкуватые» немцы изобрели некое подобие сверхплуга из двух лемехов. Их цепляли к паровозу. Плуг ломал шпалы пополам, а рельсы, упираясь в покатые щеки, изгибались и лопались.
Паровоз за час уничтожал двенадцать-пятнадцать километров полотна.
Четверка «Илов» стала рыскать в поисках паровоза.
Сориентировались быстро, по «компасу Кагановича», то бишь по рельсовым путям, и вот он, след – развороченные шпалы, гнутые и ломаные рельсы.
– Ах ты сволочь…
Уже солнце садилось, добавляя багрянца, и тут-то «Дядя Миша» и углядел тень паровоза. Именно тень – большую, уродливую.
А где же сам паровоз?
– Нет, ну не сволочь ли?
Сверху на паровозе немцы смонтировали площадку, уложив на нее комья земли, кусты и снег – с высоты не увидеть!
– Атакуем!
«Дядя Миша» зашел сбоку, взял паровоз в прицел, нажал гашетки.
Промах!
Машинист, зараза, резко дал ход, и снаряды прошелестели мимо.
– Командир! Разрешите атаковать?
– Атакуй!
Лейтенант Виштальский дал очередь – и тоже мимо!
В будке паровоза сидел опытный гад. Лишь с четвертого захода снаряд угодил в котел – облако пара поднялось метров на двадцать, локомотив остановился.
Ерохин прошелся по нему из пушек и пулеметов, Виштальский угостил «эрэсами» – паровоз превратился в груду исковерканного металла.
– Припахали «пахаря»!
