Штрафники притихли. Каждый осмысливал услышанное. Перспектива быть сбитым над занятой немцами территорией ужасала. И не столько собственной гибелью – свыклись на фронте с мыслью, что косая рядом ходит, и даже не пленом. Страшно было от одной мысли, что сочтут перебежчиком, предателем, по своей воле приземлившимся у немцев. Тогда и на самом пятно позорное, несмываемое будет, и родственников репрессируют.
В наступившей тишине бывший батальонный комиссар, споровший с рукава красную суконную звезду, сказал:
– При каждом фронте созданы по три штрафные эскадрильи – бомбардировочной, истребителей и штурмовиков.
Чуть помолчав, он добавил:
– Я сам приказ Сталина читал – в политотделе армии. Опытных летчиков не хватает, большие потери личного состава несем, потому отсидку в лагере заменили штрафными эскадрильями.
В бараке царила тишина. Все были угнетены услышанным и потому не сразу услышали, как вошел Федоров:
– Выходи строиться.
Летчики снова построились в неровную шеренгу.
– Сразу видно – летуны. Вольница, мать вашу! Даже построиться ровно не можете.
Пилоты подровняли строй.
– Сейчас пойдем получать шлемофоны и обмундирование – не в шинелях же вам летать. Налево!
На вещевом складе штрафники получили шлемофоны и ватники. Надев полученное, они построились. Видок у пилотов был еще тот. Кто-то проговорил:
– Да на высоте я в кирзовых сапогах и фуфайке в сосульку превращусь.
– Разговорчики в строю!
Каждый из штрафников был опытным пилотом, все имели на своем счету сбитые вражеские самолеты, и каждый понимал, что без унтов, меховой куртки или комбинезона на высоте более 2,5–3 тысячи метров делать нечего. За бортом минусовая температура, а кабины негерметичные, щелявые, сквозняк по ним гуляет.
– Напра-во! Шагом марш!
Летчики подошли к стоянкам самолетов. Там, потрепанные, с латками на крыльях и фюзеляжах, стояли истребители «Як-1»; возле них – механики, причем одеты они были так же, как и летчики, только вместо шлемофонов на головах были пилотки без звездочек. Стало быть, тоже штрафники.
– Красноармеец Хижняков, принимайте самолет.
Названный пилот выходил из шеренги и шел к истребителю.
– В тринадцать часов обед и сбор в казарме, – предупредил Федоров.
Всем пилотам показали их самолеты и стоянки. У Михаила механиком оказался молодой, разбитной парень. Звали его Павлом.
– Гражданин пилот, самолет к вылету готов! – доложил он Михаилу.
– Ты давно в эскадрилье?
– Третий день.
– Какие тут порядки?
– Как в лагере.
– Понятно. А за что сюда попал?
– По пьянке замполиту по морде дал.
– Нашел, кого бить.
– Пьяный же был, – вздохнул механик. – А вы?
– Тоже за драку. Двух уголовников, которые женщину грабили, насмерть забил.
– Здорово! А женщина-то что – не сказала разве, что вы ей на помощь пришли?
– Хуже – сама в милицию позвонила, что это я их…
– Вот сука!
– Ладно, хватит об этом. Сам виноват, в следующий раз мимо пройду. Ты про самолет расскажи.
– Чего рассказывать? Если честно – рухлядь. Фюзеляж и крылья – сами видите, мотор свой ресурс почти отработал. Пока работает вроде бы неплохо, но моточасы почти на исходе.
– Оружейник пулеметы и пушку проверял?
– Говорит – все в порядке, а там кто его знает.
– Облетать бы аэроплан.
– Да кто же вам даст? В обоих концах взлетной полосы – счетверенные зенитные установки «максимов» стоят. Они приказ имеют: коли вылет не по приказу – стрелять на поражение.
– Сурово!
– Я же сказал: порядки – как на зоне.
– Я там не был, потому – не знаю.
– И я не был. Дружбан рассказывал – он еще до войны сидел.
Михаил посидел в кабине, запустил двигатель, послушал его работу, подвигал педалями и ручкой управления. Выбравшись из кабины, спросил у Павла:
– Где здесь столовая?
– Вон там. – Павел показал рукой. – Но кормежка поганая – не то что в моем бывшем авиаполку. Да сами узнаете, когда попробуете.
Кормили и в самом деле неважно. Жидкий суп с перловкой и капустой, перловая каша с куском соленой донельзя селедки, три куска черного хлеба с чаем без сахара. Сдохнуть – не сдохнешь, но на подвиги не потянет. Плохо, что черный хлеб – от него на высоте кишечник дует. И сахара нет, а он нужен для остроты зрения. Наверное, так заключенных в лагерях кормят. И не пойдешь, не пожалуешься, потому как осужденный – штрафник и есть. И прав никаких нет – только воевать. Как говорилось еще до войны: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
После обеда, каким бы он ни был, в казарму, если угодно – в барак, пришел капитан Федоров вместе со штурманом эскадрильи. Они относились к так называемому постоянному составу полка, штрафники же – к переменному. Изучали полетные карты предстоящих боевых действий. Штурман указывал на характерные особенности местности. Федоров вкратце объяснил, кто противостоит нашим авиачастям.
– На аэродроме Дугино базируется пятьдесят третья бомбардировочная эскадра «Легион Кондор». Опытные летчики, еще в Испании воевали, потом – во Франции. На аэродроме Дятлиха – пятьдесят вторая истребительная эскадра – на «Ме-109Е». Тоже не подарок. По показаниям сбитых немецких летчиков, воевали на Западном фронте, против Англии, потом – Польская кампания. Асы тертые! Потому ухо нужно востро держать. Тактика у них излюбленная: нападать с высоты – из-за облаков, бить сверху и в хвост. Я тут ваши летные книжки просмотрел. Наиболее опытных назначаю ведущими – состав звеньев назову сразу. Прежние заслуги и звания не в счет. Хижняков – ведущий первой пары, Иванов – ведомый.
– Есть!
– Борисов – ведущий второй пары, ведомым – Алейников.
– Есть.
Федоров разбил всех восьмерых пилотов на пары.
– Конечно, слетаться бы надо, да времени нет, это уж как получится на боевом задании. Изучайте карты, завтра – вылет.
Ночью пилоты спали плохо. Михаил и сам крутился в постели и чувствовал, что другие не спят – ворочаются, вздыхают. Дураку понятно, что штрафников бросят в самое пекло. Да ведь все штрафники – пилоты опытные, не боя боятся – боятся быть сбитым над чужой территорией.
Потом Михаилу пришла в голову старая поговорка: «Мертвые сраму не имут». И в самом деле, воевать он будет, как и раньше, за чужие спины не будет прятаться, а если собьют – так у него родни нет, горевать некому. С тем и уснул.
После подъема он поглядел на своих друзей по несчастью – лица хмурые.
