– Там к этому времени никого уже не останется…
Глаза у Гоблина стали как гвозди, и он зарычал как зверь:
– Я еще раз про это услышу – пристрелю как собаку! Вопросы?!
Тарзан молчал.
– Военный, если я захочу услышать твое мнение, я тебе его сам скажу. А пока запомни: кто не слушается маму – в зоне крутит пилораму! Ты не в детском саду. Смотри у меня, я когда добрый, а когда и беспощадный. Коба, а ну, давай-ка отскочим.
Они отошли в сторону и о чем-то недолго говорили. Гоблин говорил, глядя в сторону, Кабан слушал и время от времени кивал. Через минуту они вернулись. Кабин отруководил личным составом и взялся за Тарзана, а Гоблин сразу направился в угол, где вдоль стены проходило широкое русло подземной реки.
Диверсант присел на корточки, осторожно сунул в воду палец и резко его выдернул. Теплая. Глянул на счетчик радиации – молчит. Он повернулся и посмотрел вокруг. Увидел труп строгга, подошел к нему, поднял с пола перемазанный оранжевой кровью автомат, вернулся с ним к воде и сунул прикладом в воду. Вся подводная живность Строггоса, учуяв кровь, теряла рассудок и мчалась на запах изо всех сил, но сейчас в воде было тихо.
Гоблин отложил автомат и начал расстегивать бронежилет.
– Никак помывку затеваешь? – спросил подошедший Лютый.
– Да пора уже, от меня несет, как от шамблера.
– А рыбешки?
– Да тут в обеих стенках вроде решетки стоят, но… – Диверсант вытащил гранату. – «Береженого бог бережет» – так говаривала одна моя знакомая монашка, натягивая на свечку презерватив. – Гоблин повернулся и громко сказал: – Щас гранату брошу, не шугайтесь! – и бросил. Бумммм! Под водой гулко ухнуло, пол резко ударил всем по пяткам, и фонтан воды туго хлестанул в потолок. Водоем был проточный, и муть, поднятую гранатой, быстро унесло.
– Ущщ! – прошипел Гоблин. – Я давно заметил, камрад, что лучше всего рыба клюет на взрывчатку. Но тут, чует сердце мое, даже на нее клева не будет. Придется нам с тобой пока резвиться вдвоем, без акул.
Лютый хихикнул и, видя, что на поверхность никто не всплыл, тоже принялся раздеваться.
– Как в анекдоте, камрад. Летит самолет над океаном, вдруг движок загорелся. Стюардесса выбегает и кричит:
– Господа, самолет падает в воду! Наденьте спасательные жилеты, а когда попадете в воду, дерните за кольцо на воротничке, и жилеты надуются. В нагрудных карманах лежат свистки для отпугивания акул.
Ну, все суетятся, дергаются, а один сидит, смотрит в иллюминатор. Сосед его спрашивает:
– А вы почему не готовитесь?!
– А мне все время не везет… На машинах в аварии попадаю, поезда с рельсов сходят… Вот сейчас упадем, увидишь – у меня или свисток окажется поломанный, или акула глухая попадется…
Они дружно посмеялись и снова внимательно посмотрели на воду. Никого. Как бы кто не приплыл через решетки… Ну да ладно.
Гоблин сел на пол, расшнуровал правый ботинок и потянул его с ноги. Взору его предстал продранный на пальце носок. От шибанувшего в ноздри запаха диверсант поморщился. Он пошевелил торчащим из дырки большим пальцем, украшенным нестриженым ногтем с богатой черной каемкой, и спросил:
– Камрад, ты как думаешь, почему от ног всегда так воняет, а?
– Известно, почему – потому что они из жопы растут.
И оба с уханьем, залезли в воду и принялись резвиться, как рыбки, ныряя и шумно отфыркиваясь. К краю подошел Кабан:
– Как водичка?
– Нииштяк! – фыркнул Лютый. – Ныряй к нам!
– Нет, давайте по очереди. Да и вода после вас пускай протечет. Неделю не мывшись – вы ж тут навечно всю воду отравите. Почище цианистого фекалия!
– Калия, командир, – поправил подошедший следом Пушистый.
– Не-ет, фекалия. Грязный диверсант – чистый цианистый фекалий. Я думаю, что гранату не надо было бросать, и так бы все передохли.
– А у тебя мыло есть, Кабан? – спросил, проплывая мимо брассом, Гоблин.
– Не-а!
– Может, хотя бы шампунь в целях личной гигиены прихватил?
– Только противопехотный, «Head of Soldier» называется. Кожно-нарывного действия, и башню сносит начисто!
– Ну, это уж ты сам таким мойся!
Купались они все по очереди, и перед заходом каждой партии Тарзан на всякий пожарный разряжал в воду один трофейный аккумулятор. Однако никто так и не приплыл, что даже немного расстроило бойцов.
Потом все присели в кружок поболтать, а Гоблин отошел к заднему выходу, открыл стальную дверь, сел на ступеньку и надел на мокрую голову шлем. Покрутил настройки и покачал головой, определяя, где что творится. Бойцы беспечно трепались, время от времени тихонько смеясь.
Внезапно Гоблин замер. Откуда-то сзади, издалека донесся знакомый тихий шепот, многократно усиленный акустической системой шлема:
– Гоблин, Гоблин…
Лицо его растянула косая ухмылка, он обернулся и сказал:
– Демон, мать твою распростак, это ты, что ли?!
– Не ори, не дома, – раздался в ответ шепот. – И дома тоже не ори… Где ты есть?
– Да хрен его знает! – усмехнулся диверсант. – Что там возле тебя?
– Чья-то башка оторванная. Отличный ориентир. Ты смотри, где их много валяется, и так до нас.
– Ну, тады встречай, что ли…
Гоблин повернулся к бойцам:
– Слышали?
– Чиво? – весело спросил Пушистый.
– Да так…
Гоблин сел и начал внимательно слушать. Однако шаги смог разобрать только на самом подходе.
Он повернулся к дверному проему и улыбнулся. Закрывая весь проход, там стояли три фигуры: две огромные и одна маленькая. Это были Киллер, Угрюмый и Крюгер.
Компании была еще та – маленький Угрюмый и два самых настоящих монстра. Казалось, что все трое сделаны из одних мускулов: могучие руки, бычьи шеи, широченные плечи, распирающие бронежилеты, чудовищного объема грудные клетки. При виде этой троицы нормальные люди обычно переходили на другую сторону улицы, а малохольные с воем лезли на деревья. Втроем они составляли особую разведывательно-диверсионную группу «Упырь», личный оперативный резерв командующего Корпусом в этом секторе Второго Спирального Рукава Галактики.
Угрюмый был мал ростом и, невзирая на общую квадратность, весил все-таки меньше остальных. Именно поэтому при десантировании его всегда выбрасывали с боеприпасами. Ящик привязывали на леере, так чтобы он первый коснулся земли. Однако случалось всякое, и как-то раз на учениях у него не раскрылся парашют. Угрюмый принялся резать стропы за шеей и второпях здорово полоснул себя стропорезом по загривку. Второй парашют он раскрыть успел, но приземлился уже без сознания от кровопотери. Учения учениями, а ребята волокли его бегом почти 90 километров. Угрюмого откачали, голову пришили покрепче. Однако ворочалась она с тех пор не так бодро, как раньше, и поэтому он крутил ею при всяком удобном случае. После этого случая, кстати, за невыполнение поставленной задачи все дружно отправились на губу, и Угрюмый, когда поправился, – тоже. Был он очень сильным экстрасенсом, однако никогда никому не верил и при этом всегда носил на руке часы, не доверяя даже самому себе. Если его о чем-то спрашивали, он всегда сперва с подозрением смотрел на часы, как будто ожидая от них какой-то очередной подлянки. Речь его была обильно насыщена словами «эта» и «тово», а практически все свои ответы он начинал со слов «Ну, я даже не знаю…». Например, собирается полевой медик срочно переливать ему кровь и спрашивает:
