Холодный и сухой тон его голоса свидетельствовал о том, что Хью в этом доме до сих пор не в чести. По голосу Хастеда всегда можно было догадаться, что на уме у Августы.
Хью прошел через прихожую в холл. Там, словно мегеры-покровительницы семейства Пиластеров, его встречали Августа, Мадлен и Клементина. В свои сорок семь лет Августа сохраняла свою особую красоту: строгое лицо с классическими чертами, черные брови и надменный взгляд. За шесть лет она слегка набрала вес, но при ее росте это ей даже шло. Клементина же казалась вторым изданием своей матери, с тем же выражением лица, только ей недоставало властности и красоты. А при взгляде на тетю Мадлен каждый бы сразу понял, что она из рода Пиластеров – тот же нос с горбинкой и та же тонкая сухопарая фигура, пусть и скрытая под богатым платьем небесно-голубого цвета с кружевами.
Хью сжал зубы и заставил себя поцеловать всех троих.
– Ну что ж, Хью, – сказала Августа. – Полагаю, жизнь за границей пошла тебе на пользу и заставила немного поумнеть?
Она явно хотела всем напомнить, что он до сих пор находится у нее в немилости.
– Думаю, что все мы немного становимся мудрее с годами, тетушка, – ответил Хью, с удовольствием наблюдая за тем, как по ее лицу пробегает тень гнева.
– Да, это верно, – процедила она сквозь зубы.
– Хью, позволь мне представить тебе моего жениха, сэра Гарри Тонкса, – сказала Клементина.
Хью пожал руку Гарри, который выглядел слишком молодым, чтобы быть посвященным в рыцари, так что, вероятно, титул «сэр» говорил о том, что он баронет, то есть отпрыск не слишком высокого знатного рода. Хью нисколько ему не завидовал. Клементина, конечно, не была такой суровой, как ее мать, но почти всегда пребывала в дурном настроении.
– Вы долго плыли? – вежливо поинтересовался Гарри.
– Совсем нет, – ответил Хью. – Я плыл на одном из новых винтовых пароходов. Поездка заняла всего лишь семь дней.
– Вот как! Просто великолепно!
– А вы из какой части Англии? – спросил Хью, желая узнать что-нибудь об этом незнакомце.
– У меня поместье в Дорсетшире. Большинство арендаторов выращивают хмель.
«Значит, из поместных дворян», – подумал Хью. Если ему достанет ума, то он продаст свои фермы и переведет деньги в Банк Пиластеров. С виду Гарри казался не слишком сообразительным, но, похоже, уговорить его было не так уж сложно. Женщины из Пиластеров, как правило, находили послушных мужей, и этот Гарри казался молодой копией Джорджа, мужа Мадлен. Старея, они становились все более недовольными и ворчливыми, но редко восставали против супруги.
– Проходи в гостиную, – обратилась к нему Августа. – Там уже все ждут.
Хью пошел за ней в гостиную, но остановился в дверях. Просторная комната с большими каминами и французскими окнами, выходящими в сад, совершенно преобразилась. Вся японская мебель с обивкой в японском стиле исчезла, и теперь здесь было царство ярких, смелых красок. Приглядевшись, Хью заметил, что узоры изображают цветы: большие желтые маргаритки на ковре; красные розы, взбирающиеся по садовым подпоркам на обоях; маки на занавесках и розовые хризантемы на шелковой драпировке кресел и на декоративной ткани, которой были покрыты столы и фортепьяно.
– Вы изменили интерьер, тетушка, – сказал он, хотя это было видно и так.
– Все это из новой лавки Уильяма Морриса на Оксфорд-стрит, – поспешила объяснить Клементина. – Самая последняя мода.
– Ковер только заменить не мешало бы, а то он не совсем подходит по тону, – сказала Августа.
«Вечно ей что-то не нравится», – вспомнил Хью.
В гостиной уже собрались почти все Пиластеры. «Пришли посмотреть на меня, – подумал Хью. – Думали, что раз меня выгнали с позором, то им уже больше меня не увидеть». Ну что ж, они недооценили его, и он вернулся победителем. Теперь им волей-неволей придется изменить свое мнение.
Первым делом Хью обменялся рукопожатием со своим кузеном Эдвардом. Ему исполнилось двадцать девять лет, но выглядел он старше – располневший, с покрасневшим лицом.
– Значит, вернулся, – сказал Эдвард.
Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась кривая усмешка. Хью его не винил. Кузенов постоянно сравнивали друг с другом, и успех Хью заставлял других обращать внимание на то, что Эдвард до сих пор ничего не добился.
Рядом с Эдвардом стоял Мики Миранда, по-прежнему красивый и безупречно одетый. Даже еще более лощеный и самоуверенный.
– Привет, Миранда! До сих пор работаешь в посольстве Кордовы?
– Я и есть посланник Кордовы, – довольно ответил Мики.
Хью почему-то это нисколько не удивило.
Увидев свою давнюю знакомую Рейчел Бодвин, он обрадовался.
– Здравствуй, Рейчел. Как поживаешь?
Девушкой Рейчел не была красивой, но сейчас она превращалась в симпатичную женщину. Да, у нее по-прежнему близко посаженные глаза и угловатые черты, но там, где раньше было совершенно плоско, намечались любопытные округлости.
– Чем занимаешься?
– Участвую в кампании по изменению законов относительно принадлежащей женщинам недвижимости, – ответила Рейчел, после чего ухмыльнулась и добавила: – К неудовольствию родителей, конечно же. Они бы предпочли, чтобы я была занята по-исками мужа.
Хью всегда нравились ее прямота и откровенность, но он боялся, что других мужчин они только отпугивают. Мужчинам нравятся слегка застенчивые и не слишком умные женщины.
Поддерживая разговор о пустяках, Хью задавался вопросом о том, по-прежнему ли Августа хочет их свести между собой. Если и есть такой мужчина, который способен заинтересовать Рейчел, так это Мики Миранда. Вот и сейчас она при первом же удобном случае постаралась втянуть в их разговор Мики. Хью никогда не понимал, что такого находят в нем девушки, а Рейчел и вовсе удивляла, ведь во всем остальном она была чересчур рассудительной. Но, похоже, даже она не могла устоять перед его загадочным очарованием.
Хью отошел от них и обменялся рукопожатием с Молодым Уильямом и его женой. Беатрис поприветствовала его довольно тепло, и Хью подумал, что она не настолько зависима от Августы, как остальные женщины семейства.
Их беседу прервал Хастед, подавший Хью конверт.
– Только что доставлено посыльным, – объяснил он.
В конверте лежала записка, написанная типичным секретарским почерком:
123, Пиккадилли
Западный Лондон
Вторник
Миссис Соломон Гринборн сочтет за честь, если вы примете ее приглашение отужинать у нее сегодня вечером.
Но ниже было добавлено знакомыми каракулями:
С приездом! Солли.
Хью улыбнулся, вспомнив своего приятеля. Солли всегда был воплощением добродушия и радости. Почему же Пиластеры не могут быть такими же добродушными даже между собой? Почему методисты выглядят такими хмурыми и напряженными по сравнению с евреями? Но, возможно, он просто ничего не знает о каких-нибудь неловких внутренних отношениях в семействе Гринборнов.
